– Устроим два сердечных приступа – один и второй, – пожал плечами Буренин.
– Вы с ума сошли! – застонал Сбитнев. – В один день два подельника умирают от сердечного приступа? Да тут как минимум служебное расследование грянет, а то и чекистов привлекут.
Иван Андреевич был прав: две одинаковых смерти вызвали бы неминуемое подозрение. Пришлось придумывать новую схему. Вот что я предложил своим сообщникам. Зоя при помощи остро наточенной пуговицы перерезает себе горло. В камеру является конвоир Ганцзалин, которого посылает Сбитнев – якобы, чтобы отвезти Зою на допрос. Ганцзалин останавливает кровотечение, вводит Зою в каталепсию, заливает пол свиной кровью, которую приносит с собой, и вызывает врача, чтобы тот констатировал смерть заключенной. После этого Зою увозят в морг, где мы ее подменяем другой женщиной. В тот же день Сбитнев вызывает на допрос Обольянинова и сообщает ему о смерти подельницы. Слабонервному графу становится плохо прямо в кабинете следователя, и он умирает. Дальше все то же – осмотр тела, констатация смерти, похищение графа и подмена его другим покойником.
– Очень трудно и очень опасно, – сказал Ганцзалин, выслушав мой план.
С ним согласился и Аметистов, отбросивший свою обычную веселость.
– Если есть другие предложения, готов их выслушать, – сухо заметил я.
Поразмыслив немного, мы решили все-таки пойти на риск. Но для начала привезли Зою в Сбитневу как бы на допрос и рассказали о нашей идее. Зоя, узнав, что ей придется резать горло, неожиданно заплакала: она переживала, что останется уродливый шрам.
– Пусть горло режет Обольянинов, – предложил Буренин.
Но Зоя не согласилась.
– Павлик не сможет, – сказала она, вздыхая, – у него дрогнет рука, и он убьет себя по-настоящему.
Наш блестящий план неожиданно оказался под угрозой из-за – смешно сказать – эстетических соображений. Пришлось соврать: я заявил Зое, что могу так зашить рану, что никакого шрама не останется. Зоя повеселела и отвечала, что если так, она готова. Повеселели и все остальные, исключая Ганцзалина, которому предстояла самая опасная и рискованная роль, и Сбитнева, который умирал от страха, но вынужден был согласиться, потому что иначе Аметистов обещал ему такую страшную смерть, каких не видели и первые христиане.
Однако план наш все-таки оказался на грани провала. По дороге к тюрьме Ганцзалина немного задержали и, когда он вошел в камеру, Зоя по-настоящему истекала кровью и уже потеряла сознание. Конечно, мы предусматривали такой вариант, и Ганцзалин объяснил Зое и как именно резать, чтобы не задеть важных кровеносных сосудов, и как зажимать рану, чтобы не истечь кровью. Но, взрезав горло, Зоя от волнения лишилась чувств и не могла уже ни на что влиять.