Тут можно, конечно, сказать, что Аметистов и на самом деле очень легковерен, если не может вывести на чистую воду простую горничную. В защиту его заметим, что женщины, когда лукавят, делают такое правдивое выражение лица, что им самим кажется, что они говорят правду. И если даже самим женщинам не разобраться в этой смеси искренности и притворства, что говорить о мужчинах? Нет, не мог Аметистов вывести Манюшку на чистую воду, никак не мог. В конце концов, что бы там про него ни думали, все же он был джентльмен, буквально только что приехавший из Парижа. Поэтому он почти поверил Манюшке. Так и сказал: я вам почти верю.
– А, по-моему, она врет, – нагрубил Буренин.
– Ах, как это я вру! – очень натурально возмутилась Манюшка. – Как это вы можете такое говорить? Я Зое Денисовне пожалуюсь, вас из партии исключат!
– А я тебя расстреляю, – пообещал в ответ тапер. – Как гидру на многострадальном теле революции.
Неизвестно, до чего бы еще дошли взаимные угрозы, если бы в прихожей не появилась Пельц. Увидев Аметистова, она переменилась в лице.
– Ну что – нашли? – воскликнула она, волнуясь.
– Не так сразу, – отвечал тот, понизив голос. – Следуйте за мной, мадам.
И направился прямо в гостиную. Зоя безропотно пошла следом. За ними тут же увязался и Буренин, напоследок тишком показав Манюшке волосатый даже для пианиста кулак. Манюшка схватилась за грудь и побежала к себе в комнату.
В гостиной на креслах сидел бледный от дурмана Обольянинов.
– Похоже, он у тебя вообще не просыхает, – с осуждением заметил Аметистов.
– Типичный эксплуататорский класс, – согласился Буренин, – мы таких стреляли и стрелять будем.
– Ему плохо, – с тоской сказала Зоя, – такой удар!
– Удар – это хук справа, – объяснил старый бомбист, – в крайнем случае – слева. А потеря нетрудовых драгоценностей – это не удар, а заслуженная кара.
– Пусть выйдет, – велел Аметистов, – ему вредно нас слушать.
Зоя подошла к Обольянинову, взяла его руки в свои.
– Павлик, прошу, – пролепетала она. – Не мог бы ты пойти в спальню… Тут приватный разговор.
Тот с трудом поднял на нее взгляд, мученически улыбнулся, помахал рукой.
– Я сам, – прошептал он, – сам…
Поднявшись с кресел и пошатываясь, он двинулся к двери. Но шел почему-то не по прямой, а как-то зигзагами.
– Наискосяк ходит, как привидение, – заметил Буренин, провожая его взглядом.
– Какое еще привидение? – удивился Аметистов.
– Китайское.
Кузен поморщился.
– Ты опять все перепутал. Китайские злые духи, напротив, ходят только по прямой. Стыдно не знать таких вещей, чему только вас на политзанятиях учат. Так или иначе, вряд ли наш друг Обольянинов может считаться полноценным привидением. Пока, во всяком случае.