Мой отец познакомился с К.Ф. Телегиным в окопах Сталинграда. Однажды в траншее, поблизости от командного пункта, отец со своей неразлучной «Лейкой» слишком сильно высунулся над бруствером, чтобы запечатлеть какой-то кадр, когда кто-то властной рукой резко сдернул его обратно вниз. Вслед за ним на дно траншеи посыпались комья земли от пулеметной очереди. Генерал в самых крепких выражениях обругал чересчур ретивого корреспондента, который смущенно представился ему. Отец считал К.Ф. Телегина своим спасителем, возможно не без оснований, и после войны генерал с женой и дочерью нередко наведывались к нам в Переделкино. Обе женщины, я помню, были очень миловидны, нарядны и с очаровательной застенчивостью держались в тени своего представительного мужа и отца. Генерал любил погулять – шумно и широко. В компанию К.Ф. Телегину мои родители чаще всего приглашали Павла Филипповича Нилина и Ивана Тимофеевича Спирина, знаменитого летчика, снявшего со своей командой папанинцев с льдины.
П.Ф. Нилин – огромный, слегка неуклюжий из-за поврежденной, кажется простреленной, ноги, этакий сибирский медведь, – был прекрасным рассказчиком. После своей всегдашней присказки «вообще, значит, так...» он пускался в столь красочное изложение какой-нибудь истории из своей богатой биографии бывшего сотрудника уголовного розыска Иркутской области, что гости, затаив дыхание, готовы были слушать его до бесконечности, забывая, к огорчению моей мамы и бабушки, про всякое угощение, давно уже дожидавшееся своей очереди... Под видимостью легкой иронии в каждом его слове сквозил злой сарказм – Нилин издевался над человеческой глупостью, которая завела людей в такой тупик, где было лишь взаимное уничтожение, подлость и ненависть. Во всяком случае именно такой предстает перед читателем Гражданская война в повестях Нилина «Жестокость» и «Испытательный срок». (Достав с полки его однотомник, чтобы перепроверить свои давние ощущения, я обнаружила дарственную надпись от Павла Филипповича, датированную 1961 годом. Наша дружба с ним продолжалась долгие годы.)
В летние месяцы после войны, когда обе наши семьи жили в Переделкине, мы с семейством Нилиных общались чуть ли не ежедневно. Папа с Павлом Филипповичем после дневных трудов любили часов в пять, в шесть совершать длинные прогулки. Трогательно было наблюдать, как они удалялись, оживленно жестикулируя, по дороге в сторону Мичуринца, – большой, слегка косолапивший Нилин и рядом с ним невысокий, худощавый отец, – они уже вступили в какой-то бесконечный спор, который у них будет продолжаться до тех пор, пока в сумерки они не вернутся домой, уставшие, но продолжающие полемизировать, и не сядут с этим же разговором пить чай.