Мою бабку, попадью Елизавету Васильевну, притащили на площадь полуживую с тремя дочерьми мал мала меньше и сыном Коленькой. Дети заливались плачем, стараясь зарыться в материнские юбки, попадью, еле стоявшую на ногах, поддерживал верный батрак Ленька.
Заложников привели к управе со скрученными за спиной руками и поставили перед толпой.
Расстрел производили, не церемонясь ни с жертвами, ни со зрителями, – стреляли в голову в упор, не завязав глаза заложникам, без всяких там предварительных речей, а просто по команде: «Пли!»...
Можно себе вообразить, что это была за сцена такая и каково было все это видеть воочию женам, матерям, сестрам, детям, соседям...
Похоронить расстрелянных разрешили за кладбищенской оградой, втихую, без какого бы то ни было ритуала, в ту же ночь.
Когда стало возможным об этом говорить, мой отец рассказывал о том, как они с батраком Ленькой ночью рыли яму, потом собирали в цинковое корыто разлетевшиеся останки, потом на веревке тащили это корыто к могиле и закопали деда Евгения Степановича Карельского без отпевания, без креста или какого-нибудь опознавательного знака.
Очень скоро могила деда затерялась и поросла травой, таким образом он окончательно слился с природой своего родного края, который так любил и беззаветно служил ему верой и правдой.
В том же сборнике «Антоновщина», выпущенном на Тамбовщине, я обнаружила документ, от которого у меня сердце так и ухнуло куда-то в пропасть:
«...политсводка уполиткомиссии 2-го боевого участка о состоянии борьбы с повстанцами – 5\7 (1921 года. – Т.В.) в селе Большая Лазовка расстреляно 5 заложников, в том числе священник Карельский. Предуполиткомиссии Смоленский» (стр. 221).
Известно, что сейчас на месте казни тамбовские активисты собираются поставить памятный знак. И вот совсем недавно я получила последние сведения о судьбе этого проекта. 25 января 2010 года, в день моих именин, раздался звонок:
– Татьяна Николаевна! Вас с тезоименитством сердечно поздравляю. Да это я, я, еле дозвонился! С Тамбова это, Нечаев! (Имя-отчество неразборчиво.) Ну, мы тут, наша то есть комиссия, все хлопочем! Хотим водрузить крест на месте казни, на том самом, где вашего дедушку в 21 году расстреляли. Ну, то есть отца Евгения Карельского, и еще его односельчан. Крест дубовый нам уже вытесал тут плотник один, так никак деньжат на арматуру не наберем. Медную надо, чтоб не гнил. Вот и у владыки нашего на приеме побывал, прошу его посодействовать. В целом он согласен, обещает. Но пока денег нет. А сам я думаю – кабы он немного золотишка со своего облачения поснимал, так нам бы и хватило. Ну, дак ведь такое не скажешь, это я уж так, от своих мыслей говорю, а в лицо сказать неудобно. У нас тут сейчас церковь богатеет. Все местные, кто в городе себе капиталец скопил, на церковь жертвуют, грехи замаливают. Церквей полно, чуть не в каждой деревне стоят, только деревни эти почти все заколоченные, народ из них в город подался. Одни бабки остались кое-где, так что и молиться в тех церквях некому. Ну, и вот еще новая мода пошла – монастыри восстанавливать, а зачем они, монастыри, когда в монахи никто не идет при нашей демократии: демократия – она ведь всем мозги-то промыла. Заработать – это все норовят, а где заработаешь, как не в городе...