И вот отца вызывают в «Правду».
Разыскать нас в то время было непросто – в нашей кунцевской съемной квартире не было даже электричества, а уж тем более телефона. Однако это было сильной стороной тогдашнего режима – если надо, достанут со дна морского.
* * *
И тут перед семьей встал вопрос – в чем должен был предстать отец пред очи столь высокого начальства. Ни про какие костюмы в те времена и слыхом не слыхивали, спасибо, приличные брюки с рубашкой нашлись. А вот с обувью была проблема – пришлось старые парусиновые полуботинки на шнурках получше начистить зубным порошком и в них отправляться по вызову. Благо время было летнее.
Когда отца ввели в кабинет партийного босса, Мехлис сидел за столом и что-то читал, не сразу подняв на вошедшего свой начальственный взор. Когда же он его поднял, переждав несколько мучительных для посетителя мгновений, он с неподдельным изумлением окинул тощую фигуру отца и грозно воскликнул:
– Зачем пожаловал?!
– Так вы же меня вызывали...
– Не тебя, а твоего отца!
– Но у меня нет отца. Он...
– Как, так это ты написал роман «Одиночество»?
– Да, это я.
Вслед за этим разговором последовал еще один разговор, который мой отец мог слышать лишь с одной стороны, но от этого он был не менее впечатляющим. Мехлис снял телефонную трубку и произнес:
– Иосиф Виссарионович, мы-то думали, что «Одиночество» написал старый эсер, а это же просто юнец! – и Мехлис расхохотался: – Ха-ха-ха-ха!
Разговор этот, нигде не зафиксированный, кроме как в памяти нашей семьи, определил всю дальнейшую жизнь Николая Вирты на многие годы вперед. Л. Мехлис сообщил ему, что Иосиф Виссарионович, в основном оценив роман положительно, высказался в том духе, что товарищ писатель правильно построил сюжет, дав возможность Сторожеву вырваться на свободу и растаять во мраке. Такой конец романа ясно показывает нам, что этот кулацкий элемент затаился где-то в подполье и нам предстоит вести с ним непримиримую борьбу. В то же время верховный цензор выдвигал по отношению к автору романа «Одиночество» серьезный упрек – как это получилось, что товарищ писатель так слабо отразил в своем произведении отпор, который был дан мятежникам как со стороны государства, так и снизу, со стороны простого народа?! И предлагал ему получше подумать об этом.
Итак, с одной стороны отец был помилован, ибо вождю понравилось именно то, что могло послужить главным обвинением против начинающего писателя – образ ненавистника советской власти, «кулака», который ушел от возмездия и не сложил оружие. Значит, нам предстоит его выявить и обезвредить. В данном случае иезуитское направление мыслей И.В. Сталина спасло Николая Вирту от полного стирания в пыль, и статья В. Ермилова так и не была опубликована в «Правде».