– Повелеваю, мыть руки и садиться ужинать.
– Не смею спорить, ваше величество. Иду. Бегу! Нет, лечу!
– Лети, лети, голубок
За ужином мы зажгли свечи и без умолку болтали, налегая на вино и жареную барабульку. Казалось, мы не виделись с той поры, как гунны разрушили родной Рим, не могли наговориться.
Я хоть и привыкший к своим преображениям, почувствовал небывалый прилив восторга и радужных эмоций. Я воплощался в Диониса. Вакховы рыси, lynces Bacchi, запряженные в мою колесницу, неслись что есть мочи, подгоняемые лозой моего восторга.
Мною говорились невообразимые вещи, кои, впрочем, весьма органично вписывались в моё настроение.
– Ho die instar vitae esse puto! – вопил я, томно поглядывая на Альдонсу Лоренсу, прикладывая руку к сердцу, и тут же объяснял значение сказанного: – Этот день ровняется для меня целой жизни! Именно так! Не иначе!
Я пускался в пляс, напевая старинный рецепт Гесиода, но почему-то с грузинским акцентом:
Рэжь и домой уноси виноградные гроздья,
Дэсать днэй и ночэй нэпрэрывно дэржи их на солнцэ,
Днэй на пяток послэ этого в тэнь положи.
На шэстой, лэй ужэ в бочки дары Диониса, нэсущего радость.
Произнося фразу «дары Диониса, несущего радость», я лихо присвистывал, приплясывал с притопом, хватал со стола бокал вина, выпивал залпом, держа его одним ртом, и пытался сделать сальто-мортале.
Мои выкрутасы не вызывали у Альдонсы Лоренсы беспокойств за состояние мой психики, а напротив лишь безудержное веселье. Она хохотала, хлопала в ладоши, подливая себе и мне вино.
В какой-то момент мне показалось, что Альдонса Лоренса бесплотна и состоит лишь из сгустков белого огня, вид которого и вызывает у меня приступы восторга.
– П-п-позвольте, сударыня, выпить с вами на брудершафт! – качаясь, выпалил я. – Позвольте!
– На колени! Рыцарь! На колени, мурзик! – последовал веселый ответ. – О такой любезности у дамы просят на коленях! На колени!
– Умоляю вас! На брудершафт! – с ревом бухнулся я на колени так, что весь дом тряхануло, даже показалось, что от удара он на пару метров вошел в землю.
Мое энергичное самоотверженное падение тронуло даму моего сердца, и она милостиво молвила:
– Так уж и быть, герой. Вставай. Давай, выпьем на брудершафт.
Альдонса Лоренса заботливо потрогала мое колено и спросила:
– Ты не ушибся, бэтмэн?
Мы выпили и троекратно расцеловались. С таким чувственным чмоканьем, что от наших губ в разные стороны полетели маленькие розовые сердечки, пронзенные малюсенькими золотистыми стрелами.
И тут меня понесло.
Я стеганул рысей виноградной лозой, скинул с себя тигровые шкуры и, выхватив из воздуха тиреус, замахал им, как саблей.