И все равно, пока я остался один. Один. Хотя и хотел то немного – обрести свободу и любовь. Да, конечно… торговаться в этом вопросе с кем не следует – весьма глупо.
Вместо того, чтобы обрести свободу и любовь, я заглянул туда… даже точно и не знаю куда, может, к чертям в ад, может, на дно морей Бахуса, а может, просто на дно кувшина, с которым Дионис до сих пор ходит в обнимку где-нибудь в Дельфах.
И пока ясно одно – я навсегда вплелся в сеть бездонных зрачков Диониса, мета его прожгла меня. И я теперь знаю, почему пекло тоски и одиночества не спалило меня дотла, а обожгло лишь лицо, руки и глотку.
Я побывал в тихом омуте бесконечного круга созерцания, где появляются чаши с вином, а в чашах этих видны очертания дальнего берега, который, если кто и достиг, то верно не шумной развеселой компанией, а один. Один. И что происходило со мной, и что происходит, и, вполне возможно, еще будет происходить, это не что иное, как один бесконечный день Бахуса. Ибо день Бахуса – это последний день Вавилона, а день этот может длиться вечно.
Скажите, можно ли придумать наказание хуже…
inqua, sile, non est ultra narrable quidum
молчи, язык, говорить больше не о чем