Возьми только это сокровище, изменив всем остальным. Никто ничего не заметит, все кругом спят на ходу, пожевывая во сне мочалки. Сон, навеянный собственным бессильем выкарабкаться из вороха уже ничего незначащих символов, долгий и крепкий. Оправдание одно – dura vita (просто жизнь).
Я дошел до знакомого перекрестка и увидел приятеля. Он шел на меня, на ходу сминая раскрасневшимися ладонями увесистый комок снега. И пока снежок, описывая намеченную траекторию, пролетал мимо левого уха, в пору вспомнить о тех, с кем я плавал по морю Бахуса. Они не исчезли. Их бессмертное существование проявлялось не реже, чем того хотелось мне и им. Однако перерожденный мир так изменил нас и всё вокруг, что теперь при встрече мы старательно вглядывались друг в друга, признавая с каждым разом всё лучше.
И сейчас по первому снегу я шагнул навстречу одному из них, и с места нашего рукопожатия мы попали в водоворот происшествий и новых встреч. Замелькали дни и ночи, пролетающие под знаками, расшифровывающими земные коды и замки. Мы ждём, когда море выйдет из берегов, затопит сушу и мы, словно глубоководные, пучеглазые рыбы в красных просторах, начнем бесшумно шевелить плавниками, разбредаясь, направляясь в нужную сторону, растворяясь в густых каплях блаженного сока, выжатого из вен любящего сына.
И каждым следующим утром колесница Диониса полетит к солнцу, и тот, кто попадет под неё, будет больше чем жертвоприношение. По виноградной лозе он взберется на небо, и с умопомрачительных высот будет обозревать бескрайние дали, наблюдая, как горизонты раскрывают врата, и оттуда добрые сильные великаны, словно крупные зайцы, выпрыгнут наружу с винными бочками на плечах, вызывая улыбки и смех, помогая ни о чем не задумываться. Ибо стоит только человеку задуматься над смыслом, как то, над чем он задумался, тает и исчезает прямо на глазах.
День за днем поддерживают жертвенный огонь во всех близлежащих храмах жрецы Диониса и, что бы ни случилось, предлагают чаши, полные таинственной влаги, выводящей из глубоких пещер забвения. С их легкой руки прихожане превращаются в надутые игрушки и вытворяют такое, что у невольных свидетелей глаза лезут на лоб. Но жрецам наплевать, что происходит с прихожанами, предоставляя их личным наклонностям и голодным духам, в изобилии шатающихся вокруг храмов. И укрыться от навязчивого внимания жрецов не легче, чем проникнуть в тайны дерева Сефирот.
Без сомнения твоей тете из пригорода показалось бы, что моя жизнь в городе заключалась в том, что я бездельничал напропалую, сибаритствовал и беспробудно пьянствовал, ни имея ни семьи, ни дома, ни работы, ни денег, ни цели. К счастью, я не знаком с твоей тетей из пригорода. Никто меня не видел и не увидит. Ничей цепкий взгляд не коснется и не заставит хрюкать и лаять. Дельфином я ускользну в непроницаемые глубины моря Бахуса. Постараюсь, быть неуловимым, как Джон Деллинджер в свое лучшее время у себя в Чикаго.