Что касается изобразительного искусства и музыки, то здесь складывалась совершенно иная ситуация. В отличие от литературы они не были органически связаны с языковой средой — с языком, который не был понятен окружающему миру и чистоту которого следовало ревностно охранять. Следует вспомнить также о том, что в первые годы своего существования советская власть относилась терпимо и даже поощряла модернистские течения и авангардистские настроения (например, в архитектуре и в декоративноприкладном искусстве), видя в них средство, которое могло оказаться полезным для формирования и развития новой «пролетарской» культуры. Поскольку при этом не использовалась словесная форма, которая могла заключать в себе опасное политическое содержание, власти могли относиться более терпимо к художествен-
ным и музыкальным средствам выражения. Разумеется, и это искусство могло нести на себе отпечаток политики, но в данном конкретном случае в него не было заложено однозначно «революционное» содержание. До тех пор пока Советы продолжали придерживаться этой политической линии, не существовало никаких препятствий для поддержания контактов с другой Россией и даже более тесных — с художественной и музыкальной жизнью Запада. Когда политика изменилась и власти стали силой навязывать каноны, известные под названием социалистического реализма, разрыв связей произошел также в музыке и в изобразительном искусстве. Ситуацию усугубило то обстоятельство, что многие художники Русского Зарубежья прочно утвердились в западной художественной среде и стали неотъемлемой частью ее истории.
Следует упомянуть также о модернистских течениях в русском театре и режиссуре, основателями которых были К. Станиславский, Вл. Немирович-Данченко и В. Мейерхольд в эпоху Серебряного века и которые имели своих представителей в Русском Зарубежье, привлекая к себе внимание зарубежного театра. Режиссеры и актеры-эмигранты, сумевшие преодолеть языковой барьер, стали частью западной театральной жизни. Например, Г. и Л. Питоевы внесли свой вклад в обновление немецкого, а затем французского драматического искусства. Наибольшего успеха они добились на парижской сцене, где в 20 —30-е гг. тесно сотрудничали с ведущими французскими актерами и режиссерами. До наступления эпохи звукового кино большим успехом пользовались многие русские актеры (например, И. Мозжухин), конец «великого немого» лишил их возможности продолжить карьеру в кинематографе.
К сожалению, драматический театр не был столь широко известен. Актеры-эмигранты из Московского Художественного театра играли почти исключительно перед русскоязычной аудиторией. В конце концов эмигрантские театральные труппы (например, пражская «ветвь» Московского Художественного театра и группа Михаила Чехова) были вынуждены прекратить свои гастрольные поездки, а затем распались, поскольку русская диаспора переживала тяжелые времена и из-за экономических сложностей продолжение поездок стало невозможным. Даже в странах с многочисленным русским этническим меньшинством, например в Латвии, где в 20-е гг. существовали русские драматические и оперные театры, к середине 30-х гг. под воздействием политических ограничений и экономического кризиса всем подобным попыткам был положен конец.