Корабль (Ечевский) - страница 49

»

13

Мы с Либером подолгу засиживались в столовой, а после того, как она закрывалась, часто не могли бросить спор и шли в мою каюту, где продолжали его с новой силой. Иногда я и вовсе после работы отправлялся прямиком в каюту, а Либер заходил позже, принося с собой кофе и чай. Сонные, но упрямые каждый в своём, мы так и спорили временами до утра.

В один из таких дней я лежал на кровати, уставившись в потолок и погрузившись в свои мысли. От них отвлекла лишь дверь, захлопнутая Либером.

—Ты что такой пасмурный? , как только вошёл.

Протягивая мне чай и находясь в предвкушении ответа, он сел на кровать. Я же приподнялся и говорю ему:

—Либер, скажи мне, что ты думаешь о смерти?

—Ну и взгляд же у тебя, друг мой! – посмеивается он, отвечая. – Ты глаза-то свои видел? Ну не глаза, а шары! Успокойся, прошу тебя. Всё, что кажется тебе сейчас страшным, и смерть в том числе, не является таковым в самом деле. Всё это пролетит, жизнь пролетит, ты и заметить эту смерть не успеешь, как уже не сможешь о ней думать…

—Так вот именно! – отвечаю я ему. – Именно это и страшит меня более всего. Я долго размышлял сегодня о том, что смерть настигает нас в настоящем, а не в будущем. Мы глядим на неё, как на нечто далёкое, в то время как смерть поджидает нас в нашем настоящем. Но вот ещё важный вопрос: существует ли настоящее? Если и так, предположим, что существует, но тогда такое существование не имеет никакой основы, оно не закреплено, не укреплено. СУЩЕСТВОВАНИЕ! Ты только подумай! Это ведь путь от НИЧТО К НИЧТО! Вот что оно есть! И как только оно ЕСТЬ, его уже НЕТ! И не успевает жизнь показаться на свет, как она уже смерть и ничто! А смерть есть самое одинокое и дальнее странствие. Вечное странствие в никуда!

Лицо Либера стало серьёзнее, всё же оставаясь притом игривым и насмешливым. Он отвечал так:

—Вечное странствие в никуда, значит… Хорошо, ну а что если это не так? Знаешь, жизнь прячется, прячется от нас, прячется от раскрытия, прячется от самой себя, от познания самой себя, её не раскусить. Так вот слушай: что если смерть – это вовсе никакой не конец? Не является ли смерть новым началом, новой игрой, новым завитком жизни?

Я тут же перебил его:

—Ах, Либер, не смеши меня! Ведь ты сам не веришь во всю эту чушь!

—Ну чушь это или не чушь – вовсе не важно! , чего я хочу! А я не хочу предаваться унынию, так что мне всё равно, во что верить, мне всё равно, правда это или нет. Я верю в это тогда, когда это помогает мне жить дальше. Понимаешь?

—Понимаю ли я? Возможно, и понимаю, но как потусторонние бредни могут быть правдой? Какая же это правда? Это абсурд! – спорил я дальше.