—Теперь всё кончено, клянусь тебе, Сигниф! И когда этот урод снова строил мне глазки, я послала его к чёрту!
Пребывая в некотором шоке от услышанного, я не знал, как должен отреагировать на её слова, но я понимал, что самое важное сейчас – это утешить её. Мне было настолько безразлично всё, что она рассказывала о каком-то человеке из господ. Мне хотелось лишь, чтобы Вита вновь улыбнулась и слёзы перестали сыпаться из её глаз. Не оценивая ситуацию трезво, я тогда сказал:
—У тебя, наверно, будут теперь проблемы…
—Нет, что ты! – ответила она сразу же. – Ничего он не сможет сделать, потому что если хоть кто-нибудь узнает, что человек из высшего общества связался с девушкой вроде меня, ему несдобровать. Сигниф, я так виновата перед тобой!
—Почему ты говоришь так? мы даже не были знакомы.
—Да, ты, как всегда, прав, . – Но всё равно виновата перед тобой, и я виновата так же перед собой… И о чём я думала, когда отдавалась этому похотливому мерзавцу? Я ни о чём не думала! Я была так глупа! Ну скажи мне, прошу тебя, скажи, что прощаешь меня за такую ужасную глупость! Только так я смогу простить себя сама…
—Я прощаю тебя, – говорил я искренне. – Я готов сказать что угодно, лишь бы ты перестала плакать…
Но она всё никак не унималась и, как мне показалось, разрыдалась ещё пуще прежнего.
—Ты такой правильный, такой чистый, такой невинный! А я? Я уже успела измазать себя в грязи! Мне так гадко. Я отвратительная! – говорила она и горько плакала
—Перестань, – сказал я настойчивей и сильнее обнял её. – Ни в чём ты себя не измазала! А если и так, то я люблю тебя любой… Хватит же плакать! – говоря это, я достал стоявшую около кровати недопитую бутылку. , выпей и успокойся.
Вита послушалась. Отпив из бутылки, она пришла в себя. Она нежно уложила меня на подушку и, закрыв глаза, легла ко мне на грудь. Я же, полежав немного молча, попытался перевести тему и обратить её грусть в гнев и ненависть. Ведь так и делают все ненавистники, они направляют нож против того, что терзает их плоть. Они выставляют кулак и плюют в лицо их мучителю. Они обращают свою боль в жажду причинять боль. Кровь, проливаемая ими, оборачивается кровью, которую они жаждут пустить из тел своих мучителей.
Я спросил у неё:
—Ты много сегодня говорила о высшем обществе, но я хочу знать, почему вдруг кто-то из людей оказывается среди господ? Почему вообще существует каста господ? С чего вдруг эти люди почитаются как высшие?
Вита и впрямь отвлеклась и принялась думать. Через некоторое время она начала объяснять:
—Любой житель Корабля ответил бы тебе, что на то, что существуют господа, есть воля Корабля. Но я скажу тебе совершенно иное… Я не знаю, почему это происходит. Дураку понятно, что они этого ничем не заслужили, хотя прости, здесь я слукавила, как раз дураку-то и непонятно, что они этого не заслужили, но для человека умного это очевидно, как то, что солнце, вставая каждый день, наполняет мир светом.