— Требуем суда по законам Временного правительства! — раздался выкрик какого-то оптимиста из глубины толпы пленников, растянувшейся вдоль стены. — Нам Керенский свободу дал.
— Дезертиров судят по законам военного времени, — вышел чуть вперёд есаул и поднял оголённую шашку. — И мера наказания одна — расстрел! Рота, цельс!
От такого резкого оборота дела у блатной братвы дыхание перехватило. Никто, оказывается, не собирался возиться с преступниками. Каждый знал грешок за собой, но настоящих дезертиров были единицы. Большинство из пленённых урок только весной вышло по амнистии из тюрьмы и, попросту, даже никем не призывалось на фронт.
— Приостановите казнь! — внезапно разнёсся громкий голос вышедшего из-за спин солдатской шеренги чернобородого верзилы, облачённого в монашескую рясу. Лик его тоже был грозен, но поднятый над головой медный крест сверкнул лучом надежды. — Есаул, дайте шанс грешникам покаяться перед смертью.
В толпе обречённых взорвался гомон криков. Все взывали к справедливости, но никто не решался шагнуть из тени от высокой стены пакгауза к залитой солнечным светом полосе, контролируемой чёрными зрачками винтовочных и пулемётных стволов.
— Кто желает покаяться и вступить в святое воинство, дабы искупить свою вину кровью — сделайте лишь шаг к истинному свету и преклоните повинную голову! — громко на распев читал, словно молебен служил, рослый батюшка. Он не слушал суетных оправданий грешников, а лишь призывал к спасительному действу.
И будто подгадав момент, налетел жуткий порыв ветра, поднявший из-под стены наметённую временем пыль. Серое облако удушливой волной накатилось на грешников, засоряя глаза и забивая ноздри. Почти на ощупь, неосознанно люди делали шаги к спасительному свету. Лишь выйдя на солнечную сторону, чувствовали неимоверное облегчение, словно сбрасывали с плеч невидимый, давящий груз. Дышать становилось легко и свободно, только глаза слезились, очищаясь от пыли тёмной скверны.
Откуда ни возьмись, перед бредущей к свету плачущей паствой возникли письменные столы с форменными бумажными бланками. Требовалось лишь вписать личные данные рекрута и получить подпись. По уговору с полковником присланные писари споро оформляли документы, почти что, добровольцев. Никто из ступивших на спасительный путь грешников не желал возвращаться в давящее душу и тело серое марево в тени гиблого пакгауза. Люди надеялись на продолжение жизни, на возможность сбежать по пути следования эшелона к фронту или чуть позднее уползти из полевых окопов. Может, кого-то поймают, может, расстреляют, но шансов выжить потом будет гораздо больше, чем у оставшихся стоять под прицелом обозлённых казаков. Суровых палачей не разжалобить стенаниями о гуманности и милосердии законов Временного правительства. В том, что «псы самодержавия» с удовольствием разорвут дезертиров на части острыми зубами пулемётных лент — не сомневался никто.