Особой радости привезённый попом трофей у казаков не вызвал. Хоть и отрадно было, что Белого Хунхуза чужеземцы завалили— много пакостей натворил китаёза, — но проблему своей смертью он создал тоже нешуточную. Все знали, что разбойники путь каравана отследили, и завтра прискачут мстить. Возврат тела не умиротворит разозлённых родственников покойного. Непонятно было, почему бандиты не попытались ещё на китайской стороне малыми силами отбить мёртвого главаря. Ведь получалась потеря лица. Теперь такой позор нужно смывать большой кровью, иначе по всей Маньчжурской степи нехороший слух пойдёт. А без должного уважения и другие торговцы от рук отобьются— начнут отстреливаться. Месть за уважаемого главаря разбойного клана должна быть страшной, чтобы ни у кого больше рука не поднялась защищаться.
На жадного попа и глупых путешественников казаки косились недобро. Виновников суматохи казаки с заставы не отпустили. Командир поста бегло пробежался взглядом по весьма подозрительным паспортам и, сославшись на поздний час, перенёс досмотр транспорта на светлое время. А пока предложил заночевать в гостевой избе, места на пятерых там вдосталь, ещё и хитрый попик пристроится.
Видя встревоженные лица казаков, Алексей подошёл к десятнику.
— За подмогой гонца послал? — кивнул на дорогу Алексей. — Мести хунхузов опасаешься.
— Завтра родственнички покойничка прискачут, — тяжело вздохнул командир. — Если прямо с утра появятся, то отряд из станицы не поспеет подойти. Ваши пять стволов на заставе пригодятся, — казак исподлобья зыркнул на статную фигуру гостя. — Контрабандисты или бывшие военные?
— Бывшие, — усмехнулся Алексей. — Но в войне подсобить сможем.
— Который из вас Белого Хунхуза завалил?
— Вон, Андрюха-снайпер, что с маузером на боку, — передал товарищу лавры славы Алексей.
— А ты, батюшка, стало быть, не воюешь? — недоверчиво прищурил глаз бывалый казак. От верного купчишки из каравана он слышал другое.
— Святой обет дал— не губить больше на Руси душ человеческих, — смиренно склонил голову инок и истово перекрестился. — Теперь токмо проповедовать истинную веру и лечить тела страждущих мне дозволено.
— А нельзя ли, батюшка, твой обет завтра на вечер перенести? С утра трохи с нами повоюешь, а опосля и усопших отпоёшь, — не верил в святость здоровенного детины казак. Уж больно вид у широкоплечего монаха разбойный был, и намётанный взгляд казака сразу определил рясу с чужого плеча.
— Я не батюшка, а всего лишь скромный инок Алексей, — поклонившись, поправил десятника святоша. — Самому мне проливать чужую кровь грешно, однако молитвой и дельным советом православному воинству помогу.