– Моя мама часто ругалась, когда я сидела за компом, или с книгой, или писала что-нибудь. Пхах! Она считала, что так я никогда ничего не добьюсь. «За эти писульки тебе деньги не платят, лучше иди займись чем-нибудь полезным», – говорила она. И вот, я доказала ей, что она была неправа, – я беззаботно улыбаюсь, развалившись в кресле, а Марк лишь задумчиво хмыкает. – Ну что ты молчишь?! Расскажи что-нибудь о себе.
К зеркалу заднего вида на резинке подвязана фигурка скелета. При малейшем движении его руки-ноги подскакивают и сгибаются на шарнирах. Никогда не видела, как танцуют старинную джигу, но почему-то думается, что она выглядит именно так. Когда мы стоим у светофора, я специально оттягиваю фигурку и отпускаю. Забавно.
– Да нечего особо рассказывать-то… – тяжёлый вздох и смиренное «ла-а-адно». – После смерти родителей я остался с тётей и жил у неё до семнадцати лет, – его голос звучит чересчур равнодушно для такой темы. – Потом сбежал из дома, банчил некоторое время наркотой. Потом перешёл на грабежи и в итоге стал одним из самых востребованных грабителей Нью-Йорка.
Марк отвешивает нечто вроде поклона с театральным взмахом руки, и я иронически аплодирую ему. На самом деле, меня интересуют не сами факты из его жизни. Хочется копнуть глубже, сорвать эту невозмутимую маску отрешённости и увидеть его настоящего.
– Расскажи о самом незабываемом впечатлении из детства, – прошу я.
Он замолкает ненадолго и неловко прочищает горло. Стискивает руль покрепче и трёт нос.
– Однажды, когда мне было лет десять, мы с ребятами катались на велосипеде. Ну, вернее, велосипед был моего друга, а я просто учился кататься на нём. Мы взобрались на холм, потому что мой друг считал, что так мне будет проще научиться держать равновесие. Это была моя самая яркая поездка. Господи, как же я орал! – хохотнул Марк, и внезапно по его лицу скользнула тень грусти. – Я тогда врезался в дерево и порвал свои новые джинсы. Когда я пришёл домой, тётя заставила меня стоять на горохе целый час. Вот такое незабываемое впечатление.
На последней фразе в его голосе слышится злость, и мне становится стыдно.
– Прости… Прости, что заставила вспомнить это! Наверняка это было ужасно больно…
– Да ничего страшного, – растерянно улыбается он. – На горохе стоять было не так больно, как слушать религиозный бред моей шибанутой тётушки.
В моей голове проносится яркая картинка, как десятилетний мальчик стоит на коленях, испытывая жуткую боль, а его тётя расхаживает вокруг него, капает на мозги речами о боге и говорит ему, что он – сатанинское отродье. Тётушка наклоняется к нему, и лицо её перекошено от ярости. Она и сама начинает походить на уродливого демона.