– Знает трёхмерное пространство, в котором есть длина, ширина и глубина. Как обувная коробка. Потом вы узнаете о четвёртом измерении – времени. Хммм… – профессор прикусил язык и задумался, – говорят, их может быть и пять, и шесть, и семь…
– Пошел в жопу, умник хренов! – неистовствовал некто на задних рядах.
Жирнецкая муха приземлилась и поползла под дверь, но профессор вовремя среагировал и выключил её из игры. Кто-то вздрогнул. Кого-то пробрало на «ха-ха». Профессор всмотрелся в аудиторию – в самую её глубину – но там никого не было. Кое-где на столах лежали несколько комков смятой бумаги, пачки от жвачек; по полу разбросаны волосы. Профессор не на шутку насторожился, когда вдруг заметил, что куда-то исчезла трибуна, за которой он только что стоял; кусок мела, что держал в руке, будто бы растворился, как и он сам.
Подойдя к раковине, профессор заметил, что находится совсем не в аудитории, а где-то в другом месте, похожем на его собственную ванную комнату, и что вот она – его зубная щетка, которую уже пора бы сменить на новую, зеркало, в котором отражалась кафельная плитка, и он сам, с хлебными крошками, запутавшимися в волосках на груди.
А камера всё отдалялась и отдалялась…и отдалялась…
Кого-то снова пробрало на «ха-ха».
Тогда он снял накладную бороду…
Со Стеллой мы обычно встречались у египетской лавки с иероглифами, загорающимися по ночам неоном. Она покупала пачку жевательной резинки «Виагра» и ультрамодные колёса, пачку сигарет «Лаки-Страйк» и четыре банки пива – по две на брата.
Мы пёхали пешком на девятый этаж, потому что лифт сломался. Так, по крайней мере, было написано на табличке красным маркером, небрежно, будто бы детская шалость. Бывало, к нам заглядывали мусора, Стелла сама им открывала, меня это мало заботило. Я обычно залегал на дно и был нем как рыба, боялся даже пикнуть. Тишина радовала меня больше всего. Тишина и умиротворенность. Стеллу же вечно пробирало на «почесать языком». Тогда я предлагал ей вразумительную альтернативу. Воздух вокруг казался едким и опасным для жизни, и лишний раз открывать рот было как-то затруднительно. Иногда полезным было включить телевизор и посмотреть порнушку. Подумать о своём.
– Если есть на Земле рай, то это здесь.
– Да разве это рай.
Стелла могла, в общем-то, вступить в дискуссию и с ведущим программы про «Рыбалку», и с дикторским голосом на дискавери-ченэл.
Прогуливаясь в парке, мы непременно подсаживались на скамейку к одному из них – обычных пассажиров, и подслушивали их разговоры. Пристально наблюдали за беспечно бредущими прохожими. Глаза наши – твои объективы, а мозги – бобины с кинопленкой. Так мы наматывали круги по оживленным улицам, обедали в придорожном кафе блинчиками с мороженым, и когда колеса отпускали, возвращались в отель и смотрели порнуху, крепко обнявшись и держась за руки. Бывало, стащим бумажник у какого-нибудь важного господина, задремавшего в вагоне метро, и непременно после этого переведем какую-нибудь старушенцию через дорогу. Чтобы подчистить карму.