…И вот – дембель, последние числа ноября восемьдесят восьмого. Как изменился мир за два года! На Московском вокзале ларьки – киоски ни хрена не «Союзпечать», завешаны «вареными» тряпками, футболки с портретами Берии и Троцкого. Неподалеку, гопники не по-местному загорелые зимой, в кожаных куртках и жиганских кепках. Один сидя на корточках, елозил перевернутыми стаканами по коврику.
– Кручу, верчу, обмануть хочу!..
Рядом диковинная машина "девятка" без номеров, вся черная, даже стекла.
«Билетная касса» у входа в метро. Бум-с. Стою, как вкопанный, глаз не свожу с афиши – четыре взъерошенных портрета, смотрят решительно, черные рубашки, поднятые воротники. Внизу скромное русское слово, четыре буквы – КИНО. Дворец спорта «Юбилейный». Двенадцать дембельских рублей должно хватить, протягиваю в окошко кассиру.
– Один билет на кино…
– Да нет билетов.
– Ну, конечно. Еще бы.
Позвонил матери, сказал, что через час буду дома.
– У нас новую станцию метро открыли, прямо около дома, езжай до конечной, если заблудишься, позвони, я встречу.
– Да, ладно, уж как-нибудь…
Проспект Просвещения, новая станция вокруг ларьки, ларьки, ларьки, тряпки, цветы, жевачка, я и в правду чуть не заблудился. Вдруг, музыка – будка, очень напоминающая деревенский сортир, фасад стеклянный, изолентой к стеклу списки, пожелтевшие от солнца листки бумаги. Тут было все! В алфавитном порядке, от АББЫ и так далее, «Битлз», «Ах-а», «Секс Пистолс», «Елоу», «Фэнси», «Диджитл Эмоушнс», весь рок-клуб, все альбомы «Аквариума», последний писк – толстыми буквами, фломастером – ЛАСКОВЫЙ МАЙ. Здесь же продавались чистые кассеты. Внутри этой чудо – будки сидела бабуля, читала «Аргументы и факты».
– Простите, а можно «Пет Шоп Бойз»?
Бабуля сняла очки, отложила газету.
– Конечно, мой хороший, кассета есть?
– Нету…
– Тогда червонец за кассету и три рубля запись.
– Вот зараза, у меня только двенадцать…
Бабуля оглядела мои дембельские погоны, шапку с кокардой, чемоданчик дипломат, махнула рукой.
– Давай, рубль завтра занесешь. Как ты сказал? Пэд, Шоб, дальше? Бойзз, восемьдесят восьмой и восемьдесят седьмой год. Правильно?
– Верно…
– Приходите завтра с этой бумажкой, будет готово.
– И все?
– Все. А что еще?
Так просто. Нет, мир определенно если изменился, то в лучшую сторону. Следующим утром я позвонил Шляпе, он тоже был пьян и весел.
– Вернулся?!
– Ну, да…
– Сегодня, – говорит, – отменили закон о тунеядстве, официально. Теперь можно не работать, прикинь!
Договорились встретиться вечером на Сенной, «все обсудить».
Вечером я вышел пораньше, хотел прогуляться по городу. Толпа на Невском вся «вареная», в растопыренных джинсах с египетской символикой на задах, шапки из жесткого меха, усы, смех, много нерусской речи. Кооперативная торговля, «Найденов и Компаньоны», шмотки в Гостином дворе по безумным ценам, кооперативные, одноразовые, по пьяни шитые. На Пятаке все одинаковые, как куклы – «пропитка», зеленые слаксы, белые носочки и ультрамодные туфли с «лапшой».