Мне иногда интересно, кто я: музыкант, художник, спортсмен, или всё же писатель. Я всегда склонялся к тому, что рождён писателем, раньше обращал внимание на то, что пишу и как, и о чём. А сейчас впервые пишу всю хуету из головы и глупость, происходящую вокруг меня. Забавно, если всю эту ебалу, когда-то издадут или вообще хоть кто-то прочитает кроме меня! Я всегда считал, что я художник тогда, когда рисую, писатель, когда пишу, музыкант, когда играю. Сейчас момент, когда я всё сразу. Блядь, тяжело!
После занятия хуйнёй в «мастерской» поехал к Джону, чувствую это станет традицией, после преподавания ездить к нему, пить кофе и пиздеть о всякой ерунде. Мы выпили кофе на кухне, я съел гренки, все, что у него были. Мы переместились в зал, я лёг на диван, а Джон уселся в кресло напротив меня. Эти квартиры одинаковые и мебель тоже одинаковая, выглядит немного по-разному, а по сути одно и тоже и жизни у людей одинаковые. Так вот, я лежал на диване и хуисосил IronMaiden и всех металлюг, особенно Кипелова, ненавижу этих пидаров пафосных. Просил Джона врубить Metallica. Джон сказал:
– Попроси у IronMaiden прощения, и я поставлю Metallica.
-IronMaiden, прости меня! – Выкрикнул я в потолок, Джон довольный пошёл ставить «Метлу». Заиграла Nothingelsematters, и я погрузился в воспоминания:
Двенадцать лет назад мы у Джона собирались и жёстко тусили, он был моим учителем музыки, я начинал играть на басухе, но в итоге мы просто сидели на лавочке во дворе музыкальной школы и курили всё время моего урока. Джон с мамой и братом приехал из Кемерова, где очень сильно пил, здесь он был в завязке, даже не матерился, но по каким-то причинам считал, что слово «шараёбиться» не мат и часто произносил его. В то время он был до жути худым, не брил подмышки и носил майки, его волосня торчала в разные стороны и воняла потом, руки сплошь были покрыты переводками, а в ухе на серьге болтался алюминиевый православный крест. Они снимали однокомнатную квартиру в шестом микрорайоне, в комнате стоял диван, кресло, столик, телевизор и маленький магнитофончик, всё советское, кроме телевизора и мафона, они были китайские. К этому магнитофончику Джон подключал бас-гитару и играл вместе с кассетами, динамики не тянули низкие частоты и хрипели так, что невозможно было разобрать. Басуха была самодельная, гриф кривой, а дека ромбовидная, струны какие попало – грязные, мы их даже варили как-то в уксусе, и домотанные проволокой, потому, что оборвались и были коротки. Откуда она появилась у Джона никто не знал, её просто однажды обнаружили в квартире, потом она перекочевала ко мне, ну, а я продал её за три тысячи старому приятелю и половину отдал Джону. Стены в квартире были заклеены коричневыми обоями, вся комната завалена банками из-под кофе с водой в которой плавали окурки. Стоял запах сигарет, перегара и травы. Михуйло с Гариком, как-то притащили целый пакет анаши, нарвали где-то. Он долго стоял на лоджии рядом с крестом с кладбища…