– Еб твою мать, блять! – заорал Олег до боли в висках и затрясся. – Больная ты мразь, откуда ты, хуило такое, что тебя породило!? – стонал он от бессилия и собственной обездвиженности. Он отвернул голову к потолку, тяжело дышал и глотал тяжелые комья, ставшие у него поперёк горла.
– Ыыыыыы! – завыл в ответ радостный Ефрем, прыгая вокруг ведра.
– Мммммм… – замычала голодная Лариса, вгрызаясь зубами в плаценту.
Набегавшись, Ефрем снова сел на кровать к Олегу и снова облокотил его тело о тряпьё. Он взял в руки миску с остывшей баландой, зачерпнул ложкой и поднёс ко рту Олега:
– Вкусна!
– Пошёл ты нахер, животное, я не буду это есть!
– Геолог, вкусна! – настоятельно ответил Ефрем и насильно запихнул Олегу в рот ложку с супом.
Олег заплевался и замотал по сторонам культями рук, не успев ещё привыкнуть к тому, что у него их нет. Когда Ефрем закончил насильно кормить Олега, он подошёл к ведру, открыл крышку, помешал кипящий бульон и добавил туда каких-то трав.
Через час он открыл дверь сторожки и слил с ведра кипящую жидкость, а варёного младенца вытряхнул из ведра на большое и кривое блюдо, вырезанное из дерева. Отделив ножом голову от туловища, он аккуратно сделал крестовой надрез на его макушке и пальцами отломил мягкие, несросшиеся хрящики черепа, взял ложку и начал ею черпать мозг ребёнка, вздрагивая и подвывая от удовольствия.
Олегу было бесконечно страшно смотреть на этот ужас. Он снова пошевелил туловищем и свалился с тряпья на постель, стараясь не задевать больные культи.
– Ааа… Хорошо… – услышал он голос Ефрема после того, как тот выскреб из головы младенца остатки жижи. – Ага…
– Зачем… – трясся от шока лежащий Олег. – Почему я…
– Зачем? – возмущённо спросил Ефрем, к которому будто вернулись зачатки разума. – А сам? Каково?
Олег бился в горячке и продолжал смотреть в потолок.
– Люди нет, один! Грустно! Нет друзей… – с трудом выговаривал Ефрем и делал большие паузы между фразами, подбирал слова.
– Нет, это всё… Просто… – пытался что-то ответить Олег, заикаясь. – Зачем всё это? Почему я?
– Десять лет здесь живи! Узнаешь! Потом уже – почему, зачем… – строго грозил пальцем Ефрем неизвестно кому, выколупывая из детского черепа ножом глазные яблоки. – Грустно! Да? Плохо один, да? Лариса всё… Ушла. Далеко ушла… Дура! – Ефрем кинул в угол Ларисе обглоданный детский черепок, и она тут же перекинулась на него, выплюнув изо рта жёсткий кусок кровавой кишки. – А мне что? Тоже?! Так? Так?!
– Мои руки… Ноги… Зачем ты сделал это?
– Устал бежать.. Сил уже всё. Был друг… Жили. Плакал долго друг. Грустно, грусть… Потом побёг… Долго бёг. Четыре дня в след гнался… Ты не побежишь. Лежишь, общаешься. Весело.