Саша взглянула на нее с ненавистью. Женщина тоже задержала на ней свой взгляд и, вероятно, вначале не узнала. Она прошла через проходную, что-то сказала сторожам и вдруг вернулась обратно.
— Вы еще здесь? — спросила она у Саши теми же словами, что и в палате, но совсем другим тоном.
— А где же мне быть?
— Ах, какая молодежь! — вздохнула Бася Исааковна, и нельзя было понять, осуждает она или одобряет эту молодежь. — Идите за мной.
Во дворе она сказала:
— А говорить неправду старшим некрасиво. Мне сообщили, что это ваш муж. Да?
Саша покраснела, и сердце ее наполнилось нежностью к этой доброй женщине.
Надев халат, Саша взбежала на второй этаж и только перед дверью знакомой палаты перевела дыхание. Она со страхом открыла дверь и остановилась. И первое, что увидела, — его глаза, живые, ясные. Они смотрели на нее. Пытаясь подняться, он крикнул:
— Саша!
Это был слабый, но радостный крик человека, который после смертельной опасности вдруг понял, что спасен.
VI
Вещей было мало — все тот же студенческий портфель; заботливые Сашины руки положили в него самое необходимое, что может понадобиться солдату в далекой дороге.
Хозяйка предложила:
— Давайте посидим минутку.
Они сели рядом на длинной скамье, только маленькая Нинка — на березовом чурбаке у печи. И вдруг хозяйка заплакала, вытирая слезы краем платка.
— Что это вы, Аня! Чего доброго, и меня разжалобите, — шутливо проговорила Саша, а у самой дрожали губы и голос неестественно звенел. — Пойдем, Петя, а то мы всех расстроим, вот и Нинка уже всхлипывает.
Петро поднялся и протянул руку.
— Прощайте, Аня.
Она обняла его.
— Прости, Петя, если что…
— Ничего, все хорошо, Аня… Спасибо вам…
— За Сашу не волнуйся, служи счастливо…
Саша вышла первая: ей тяжело было смотреть на это прощание.
Утро было солнечное, ясное, но уже холодное. Петро догнал Сашу на улице и сказал:
— Хороший человек Аня! — Он совсем забыл, что год назад люто ненавидел ее.
— Она мне как мать, — призналась Саша.
— Давай я понесу портфель.
— Нет, нет, я… Тебе еще хватит нести, еще руки заболят. Надо было попросить коня. Зря ты не захотел.
— Я хочу пройти по нашей дороге… Когда я буду ходить тут опять… А на шоссе, может, сяду в машину.
Из-за ограды двора, который они миновали, послышался женский голос:
— Смотри, как докторша мужа в армию провожает. Хоть бы слезинку уронила…
— Видишь, меня осуждают.
— Глупости.
Они вышли в поле. Березы на кладбище стояли в желтом пламени. Дорожная колея была забита опавшими листьями. На изгородях, на почти уже голых вишнях, на придорожных кустах висела паутина бабьего лета.