— Ты напишешь им.
— Кому? Отцу и мачехе?
— Сестрам. И моим напиши.
— А что написать?
— Мать очень просила. Ты пойми… — Ему казалось, что она не хочет писать.
— Хорошо, напишу, сегодня же напишу, — успокоила его Саша.
Они замолчали. Над ними послышался жалобный крик. Они остановились, подняли головы и в чистой лазури неба увидели журавлей. Ровный клин их удалялся на юг. Они крикнули только раз, но так жалобно и протяжно, словно прощались с чем-то очень родным и близким. Саша долгим взглядом проводила их. Петро видел, как по ее щекам катились крупные слезы. Он осторожно ее окликнул. Она закрыла лицо ладонями, а когда отняла руки, глаза ее были сухие.
— А все же это очень тяжело. Боже мой! Сколько ждать!.. Родится и вырастет дитя… А тебя не будет.
— Саша, славная моя, хорошая. Я же приеду в отпуск. Я буду стараться, буду просить. Ты не волнуйся. — Петро почувствовал, что все его утешения наивны, но других слов не находил.
— Ну ладно, пойдем. Хорошо, если удастся сесть в машину.
Они вышли на дорогу, обсаженную молодыми березками, кленами и тополями. Здесь деревья были уже голые, и лишь кое-где на них трепетали одинокие листочки, и от этого дорога казалась еще более пустынной и сиротливой.
— Может, вернешься, Сашок? — несмело предложил Петро. — Тебе трудно…
— Мне? А тебе? Нет, я пройду еще. Если б я могла вот так идти с тобой все время, всю жизнь!
— Я буду чувствовать тебя всегда рядом. Вот так! — он обнял ее за плечи, прижал к себе, и так они шли по дороге, разбитой и пыльной даже осенью.
— Мне кажется, что я не дождусь той поры, когда мы будем вместе. И не надо будет никуда тебя провожать. Мне даже не верится, что есть такие счастливые люди, которые живут все время вместе.
— Будет и у нас такое счастье.
— А если…
— Что? — насторожился Петро.
— Ничего. Я не хочу об этом говорить. Ты знаешь, о чем я думаю. О большом несчастье для всех… Ты будешь писать мне часто-часто, правда?
— Каждый день, Сашок! Каждый день! — Он тогда не знал, как нелегко будет ему выполнять это обещание.
Поднималось солнце. В воздухе поплыла паутина.
— Почему это называется «бабьим летом»? Это несправедливо. Я так люблю эту пору!.. В лесу теперь красиво. Скучно без леса. Меня так и тянет за Днепр. Завтра пойду и буду целый день ходить одна.
— Зачем?
— Мне так хочется. Я буду вспоминать тебя. Я буду звать тебя. Ты услышишь меня?
— Саша, не надо, — попросил он, чувствуя, как горький ком подкатывает к горлу.
Они вышли на пригорок, с которого была хорошо видна и деревня, хотя они отошли от нее километров на восемь, и далекие дымы Речицы, и близкий Днепр с широкой луговой поймой, уставленной стогами.