Надо что-то придумать… А разве он не думает? Разве не из одного котелка со всеми хлебает? Разве не знает, как туго приходится им с харчами? Третьи или даже четвертые сутки в отряде никто не видел куска хлеба, не говоря уже о мясе или молоке. С тех пор как они соединились с группой Данилы Ляшенко и начали изнурительные поиски Мажары, питались больше божьим духом, чем дарами грешной земли. Но что можно было изменить? Если бы удалось хоть на неделю-другую где-нибудь расположиться лагерем да наладить выпечку хлеба в близлежащих селах… Но во время многокилометровых переходов об этом нечего и думать. Где еще добудешь пищу? Не просить же по дворам! Да и что выпросишь, когда сами крестьяне почти пухнут от голода после всех продовольственных поборов и реквизиций. Однако Клава права: надо что-то придумать.
— Хорошо, сегодня же помозгуем над этим вопросом.
— О соли не забудьте. Соли — кот наплакал.
— Не забудем, — обещает Артем, хотя хорошо знает: с солью дела совсем плохи. Где ее добудешь, если в села уже давным-давно нет никакого подвоза? Вот если бы удалось потрясти продовольственный склад немецкого гарнизона… Только для такой операции у них мало и сил, и опыта. Но без соли конечно же никак нельзя.
— Может, ты прикинула бы, Клава, что нам вообще наиболее необходимо? Мы бы уж единым махом…
— Что ж тут прикидывать? Термосы не помешали бы! В ненастье, например, или во время перехода, когда костер не разложишь, термосы были бы настоящей находкой. Да и вообще горячую воду всегда нужно при себе иметь. На случай, если кто заболеет или… — она вдруг запнулась.
— Правильно говоришь: о раненых в первую очередь надлежит заботиться. А они будут… И, наверное, скоро.
— Значит, необходимо и спирт раздобыть. Желательно также шоколад, сахар, табак про запас иметь. Я уж не говорю о медикаментах: как хотите, а бинты, хирургический инструмент добудьте хоть из-под земли.
— О, я вижу: у меня прекрасный помощник по хозяйственной части объявился, — попытался пошутить Артем. — Так и запишем.
— Погоди записывать! Я сюда пришла совсем не для того, чтобы с кастрюлями и чугунами возиться.
— Но ведь и это кому-то надо делать.
— Охотников на кухню после первого же боя будет хоть отбавляй, попомнишь мое слово. А я — врач, мое место возле раненых и больных.
— Хорошо, об этом мы еще поговорим.
— А разве мы не поняли друг друга?
— В принципе. Но, кроме принципа, есть еще и логика.
Клава сердито сверкнула черными глазами, но ничего не ответила. Молча принялась промывать пшено, а он неторопливо пошел вдоль берега, не зная, куда и зачем. Просто не мог оставаться на одном месте. В последние дни с ним вообще происходило непонятное. Словно бы он потерял нечто очень важное и большое, и от этой утраты в груди беспрестанно мучительно ныло. Прежде решительный и уравновешенный, Артем незаметно для себя стал неуверенным и подозрительным. Как смертельный недуг, его изнуряла мысль, что во всех бедствиях и неудачах отряда партизаны обвиняют его. Правда, об этом пока еще никто и словом не обмолвился, но таинственные шушуканья во время переходов, как бы невзначай брошенные в его сторону косые взгляды, частые и ничем не оправданные взрывы гнева у Одарчука…