— Товарищи, да их же внезапно в спину расстреляли! Вот посмотрите… — прозвучал обескураженный голос Новохатского с противоположного конца пепелища.
Все тотчас же кинулись туда. Еле удерживая сердце в груди, побрел за хлопцами и Василь. В продолговатой ложбинке, похожей на мелкий окопчик, который Яков выгреб ладонями, издали увидел мужской труп с темно-бурыми пятнами крови на спине. Вместе с Коростылевым осторожно перевернули его. Вихрастый, еще совсем зеленый мальчишка. И самое удивительное, что он прижимал к простреленной груди чем-то наполненную полотняную сумку. Ни слова не говоря, кто-то взял ее из рук мертвого, развязал, высыпал содержимое на землю. На песок, глухо звякнув, упали алюминиевая кружечка, деревянная ложка, несколько луковиц, надрезанная буханка хлеба, пропитанная кровью, какие-то матерчатые свертки, наверное, белье, зачитанный «Кобзарь», клубочек ниток с иголкой… И вдруг Василь увидел среди неприметных пожитков погибшего такое, что невольно вскрикнул и схватился руками за голову: последним из сумки выпал аккуратно сложенный цветастый диво-рушник, будто самой радугой вышитый…
Некоторое время Заграва молча стоял, уставившись взглядом в землю, а потом осторожно взял копчиками пальцев уголки рушника, развернул его. Перед присутствующими на непорочно-чистом белом поле, усеянном изумрудными искрами и приглушенными зарницами, между двумя голубыми волнами-зубчатками вдоль полей рушника заполыхали роскошные соцветья полевых маков и ярко-желтых лилий. Рушник этот был точно такой же, какой подарила ему в Янковичах старенькая Андреиха на счастье…
«Вчера перед разлукой я своему младшенькому тоже дала… Пускай этот мой скромный рушник будет тебе материнским благословением, пусть оберегает от всех бед и напастей, отводит смерть и надругательства…» — вспомнились Василю ее прощальные слова.
— Ох, мама, мама, не уберегли вашего сына ни молитвы, ни благословения! — вырвалось у него. В порыве отчаяния и печали он встряхнул головой, болезненно заскрипел зубами.
— Ты знаешь этого парнишку? Кто он? Откуда? — подступили партизаны к Заграве.
Тот словно бы и не слышал ничего. Долго стоял с закрытыми глазами, а потом положил рушник мертвому на грудь, встал на колени и с каким-то остервенением принялся разгребать рыхлый песок. Вскоре его подменили Новохатский с Коростылевым, потом — Маршуба и Синило. Примерно через четверть часа общими усилиями они вырыли под отвесным прибрежным обрывом продолговатую яму в колено глубиной, молча опустили туда юношу, подложив под голову сумку с домашними пожитками. Василь накрыл ему рушником лицо и первым бросил на грудь горсть сухого песчанистого грунта.