— Не бойся, Василь, не подведем!
Семен с Пилипом метнулись в разные стороны, а Заграва дал знак Маршубе, Новохатскому и Коростылеву подготовить оружие. Мало ли какие вести могут принести разведчики!
Они и в самом деле принесли необычные вести. Правда, Синило возвратился лишь с наполненной каким-то питьем немецкой офицерской флягой, обтянутой зеленоватым армейским сукном, которую он нашел неподалеку в зарослях боярышника, а вот Пилип… Уже по одному виду, с которым он появился на солнечной опушке, легко можно было угадать: Пилип не просто чем-то поражен — он буквально потрясен. Смертельно бледный, с неистово расширенными зрачками, какой-то одеревенелый, он спотыкающейся походкой приблизился к Заграве и произнес прерывистым шепотом:
— Там трупы сожжены… Над ручейком… Там их — огромное множество… Ни одной живой души…
Все вокруг оцепенели, затаили дыхание.
— Веди! — раздалась команда.
Схватив коней под уздцы, партизаны бегом бросились за Гончаруком. Миновали непролазную гущу березового молодняка, начали спускаться пологим скатом среди старых дубов. Вот и лесной ручеек, спрятавшийся в густых зарослях осоки и ивняка, а за ним — обрывистый, подмытый весенними бурными потоками песчанистый берег, над которым застыл в глубокой задумчивости старый бор. Небольшой цепочкой они и направились вдоль берега, который то подступал к самой воде, то отдалялся, оставляя за собой обнаженные песчаные плешины. За очередным поворотом на одной из таких плешин увидели гигантское пепелище, представлявшее собой хаотический навал недотлевших стволов, пеньков и головешек.
— Вы ближе сюда, ближе… — И Пилип с шумом пересек ручей.
Вслед за ним перебрели через болотистое русло все остальные и словно бы остолбенели. Среди завала недогоревших стволов над присыпанным пеплом песком то тут, то там торчали из земли обугленные локти, колени, кисти рук и ног. И висел над пепелищем такой удушливый, такой плотный смрад, что не у одного из прибывших, кто сотни раз уже был опален боями и давно привык смотреть смерти в глаза, закружилась голова и к горлу подступил тошнотный комок.
«Кто эти несчастные? Как они здесь оказались? Что за трагедия разыгралась в этом диком закутке полесской земли?» — рвалось у каждого из уст, однако никто не проронил ни слова. Кого же спрашивать?
Вдруг Василь увидел неподалеку от пепелища, почти над самым обрывом, острый носок туфли, выглядывавший из-под супеси, и тотчас же бросился туда. Опустился на колено, изо всех сил начал разгребать ладонями землю. Земля легко поддалась — была сыпучей, еще не слежавшейся, явно недавно насыпанной. Не прошло и пяти минут, как он выгреб на глубине не более полуметра труп девушки в вышитой сорочке и сборчатой юбке. Одного взгляда Василю было достаточно, чтобы определить безошибочно: она застрелена в упор. И притом совсем недавно, ибо кровь из раны в груди, пропитавшая толстую светлую косу, даже не успела высохнуть.