Моряк озадаченно молчал и вроде даже как-то напрягся, услышав от меня такое. Ну, а что он хотел, чтобы я продолжал терпеть от них оскорбления и поношения, а ради чего? Я уже в третий раз почти что умер, и это за какой-то месяц. «Крыша» у меня крепкая, но на такое количество неприятностей она совсем не рассчитана. Всему есть предел.
Пират так и не нашёлся, что сказать и, вспомнив о полученном приказе, продолжил, как ни в чём не бывало.
— Ладно, отрыжка Старого Роджера, давай пошевеливайся. Тебя ждёт капитан.
— Он не может идти! — это уже вмешался падре в наш разговор. А вообще, я спокойно общался и с англичанами, и французами, и испанцами, быстро схватывая и запоминая новые слова и разговорную речь. То, что этот мир был с магией, добавляло понимания при общении с окружающими, кем бы они ни были.
То, что я не мог понять, мне переводил падре, и наоборот. Ну, а сам Гасконец довольно сносно знал испанский, так что, разговаривая с ним, я обходился без жестикуляции и задумчивых пауз.
— Не может идти сам, понесём, — тут же ответил пират, — не сможет — поможем, не хочет — заставим, и… Что он хотел сказать дальше, я так никогда и не узнал, пришлось довольствоваться теми изречениями, которые я уже услышал. И я добавил.
— Я не смогу идти! — и пояснил — сил нет!
— Ну, тогда ясно, тогда понесём! — и пират, открыв дверцу деревянной клетки, зашёл внутрь и, подхватив меня за шиворот, понес наверх. Поднимаясь по лестнице из трюма, он вынужденно взвалил меня, давно ничего не евшего, себе на плечо и выволок из трюма на палубу.
Свежий морской воздух и солнечный свет подействовали на меня как слабый наркотик. Голова закружилась, меня поставили было на ноги, но я сразу же упал. Пришлось пирату и дальше нести меня в капитанскую каюту.
Усадив меня на рундук, Жак удалился, оставив один на один с Гасконцем. Тот довольно долго меня разглядывал с несказанным интересом. А потом проговорил.
— Признаться, гачупин, ты меня удивил. В таком тщедушном теле живёт неукротимый дух. Не ожидал я этого от испанца.
Что я мог ответить на это, что я не испанец? И что у меня русская душа. И что бы это изменило? Я чувствовал, что дело уже давно не в том, что я пришелец в чужом теле, а в том, что за плечами этого подростка несколько десятков поколений людей, связанных с морем. Эти люди испокон веков ходили в море, жили там, возвращались и снова уходили в море.
В крови нескольких поколений потомственных мореходов уже плескалась не кровь, а неизвестная мне смесь, основу которой составляла скорее морская сильно йодированная соль, чем эритроциты с лейкоцитами. И чем испанцы хуже французов, голландцев или англичан?