– А не дурацкое насекомое.
– Ага, дурацкое насекомое. У которого есть одна интересная особенность.
– Тьфу ты, черт, – сказал Лэм с неподдельным раздражением. – Думаешь, я не знаю?
– Они прячутся под землей, – продолжал Катинский. – Надолго, иногда на целых семнадцать лет. А потом выбираются на свободу. И поют.
– Если это было настоящее кодовое слово, то означало бы оно только одно, – сказал Лэм.
– Но оно же было не настоящее.
– Верно. Тебя подставили. Сделали очередной подсадной уткой, чтобы ты слил нам заведомо ложную информацию об Александре Попове, которого не существовало. Чтобы мы бегали кругами в поисках законсервированной агентурной сети, которой тоже не существовало.
– А почему же мне разрешили здесь остаться, Джексон Лэм? Почему не турнули из страны?
– Ну, ты им недорого обошелся, – пожал плечами Лэм. – Вот и оставили, на всякий случай.
– На тот случай, если вдруг выяснится, что подслушанный разговор – не выдумка, а правда. – Катинский оправился от приступа кашля, паузы между предложениями сократились. Он свернул еще одну лагерную самокрутку, положил ее на стол, как священную реликвию, и обратился к ней: – И что бы это тогда означало? Что ваше пугало тоже настоящее, и не просто настоящее, а с целой агентурной сетью. Через столько лет после распада СССР. В старой доброй Англии.
– Вот спасибо, – сказал Лэм. – Теперь, когда я услышал все вживую, мне совершенно ясно, что это херня.
– Ну да, – кивнул Катинский. – Совершенно ясно. Ничего подобного никогда не было.
– Очень смешно.
– Вот только весь мир знает, что было. Ты поэтому ко мне пришел, Джексон Лэм? Читал прошлогодние газеты и забеспокоился, что опять все так и случится?[15] – не без удовольствия спросил он. – Не одна, а целых две ячейки коммунистических шпионов в комфорте и довольствии существовали на Западе все эти годы.
– Знаешь, их политические воззрения никого больше не интересуют. Эта собака давно издохла, – сказал Лэм.
– Ну да, ну да. Рабоче-крестьянским раем сегодня заправляют бандиты и капиталисты. Совсем как на Западе.
– Тоскуешь по старым добрым временам, Ники? Мы всегда можем тебя отсюда выдворить.
– Нет, я не тоскую. Я вот гляжу, как вы тут живете в зеленой Англии родной[16], любуюсь вашими достижениями. Но ты ко мне пришел, потому что задумался: а вдруг? Правда же? А вдруг цикады – настоящие? Кто теперь ими заправляет? Уж явно не советская власть, которая их сюда внедрила, потому что советской власти больше нет. – Он поднес пустой бокал к свету, наклонил его так, что на стекле проявилась еле заметная багровая черта, будто шрам. – Представляешь? Столько лет они скрываются под землей, ждут, когда их разбудят, чтобы пропеть свою песню. Но кто их разбудит?