Женщина на секунду меняется в лице — едва приметная, быстрая эмоция — а после снова треплет парня по волосам:
— Ты такой сhiacchierone (балагур), мой дорогой! — и выходит из кухни, окутанная шлейфом цветочных духов.
Продолжаю глядеть ей вслед: пытаюсь прийти в себя после этого почти знакомства.
— Кто это был? — любопытствую у Алекса.
И он как бы оправдывается:
— Франческа, папина подружка. — И больше ни слова, а я так жажду подробностей.
Откладываю вилку и устремляю на парня взгляд чуть прищуренных глаз.
Он пожимает плечами:
— Сама видишь, итальянка, что с нее взять?
— Твой отец встречается с итальянкой? — округляю глаза.
— Правильнее сказать: он живет с итальянкой, — поправляет меня Алекс. — Она наша неофициальная мамочка… И скучно нам, поверь, не бывает!
В очередной раз донельзя удивленная, откидываюсь на спинку стула в невольных раздумьях. Каким образом Суровое лицо и пылкий итальянский темперамент уживаются вместе?
Я почти собираюсь озвучить свою мысль, когда на кухню входит сам Юлиан Рупперт, замирает в паре шагов от стола и глядит на меня расфокусированными глазами. Итак, у него двоится в глазах, от него несет перегаром, его одежда в жутком беспорядке, а на лице следы красной помады — и все равно я взираю на него с благоговением, словно на некое божество, поклонение которому записано в моей X-хромосоме.
— Каролина, — хриплым голосом стонет он, приближаясь к столу, — не знал, что ты все еще здесь…
— Вообще-то ее зовут Шарлоттой, — поправляет его Алекс, подмигивая мне. — Никак запамятовал с перепоя? Так скоро и свое имя придется с бумажки читать…
Юлиан награждает брата убийственным взглядом и молча плюхается на стул подле меня.
— Проклятье, — стонет болезненным голосом, — голова просто раскалывается, а тут еще Адриан со своими нравоучениями… и ты, Репейник Густорастущий… Дай аспирина, что ли!
— Пить надо меньше, — резонно замечает Алекс и ставит перед братом пузырек с лекарством. — Отца расстраиваешь…
— Плевать, — отмахивается тот, запивая таблетку из моего стакана с чаем. — Еще яичница есть?
Сижу ни жива, ни мертва, и когда он косится в сторону моей тарелки с исковерканной Алексовой яичницей — молча двигаю ее в его сторону, и парень, ни секунды не мешкая, сует в рот огромный кусок.
— Спасительница! — провозглашает с набитым ртом, вызывая краску на моем лице. Алекс качает головой… Осуждает за целое торнадо неугомонных бабочек, мятущихся в диком подобии танца у меня в животе. И все из-за близости Юлияна… Ничего не могу с собой поделать, а он вдруг вопрошает: — Мой братец еще не уморил тебя своими бабочками? — и, заметив полнейшее недоумение на моем лице, взмахивает вилкой и добавляет: — Считай, тебе повезло! Видно, есть в нем еще что-то человеческое — пожалел твою тонкую женскую психику. Молодец!