И мы направляемся в прихожую.
— Не позволяй ему запугать себя! — напутствует меня Анна. И громче: — Надеюсь, еще увидимся.
— Сильно сомневаюсь, — бубню себе под нос и машу на прощанье рукой.
Мой спутник по-прежнему молчалив, но и я не жажду разговоров: обдумываю рассказанную Анной историю. Как все-таки несправедлива жизнь, лишая нас тех, кого мы любим… Вспоминаю потерю собственных родителей. Надо позвонить дедушке, решаю под конец — он последнее, что осталось у меня в этом мире, и негоже садить ему сердце своими неожиданными исчезновениями. Обычно мы болтаем по воскресеньям… Вернусь домой и сразу же позвоню.
Идти на чаепитие к Майерам совершенно не хочется: я слишком измотана, чтобы вести досужие разговоры. Забиться бы под одеяло и проспать до утра, а лучше — до весны.
— И кто из нас теперь грубый? — одергивает меня мужчина, когда мы сидим за праздничным столом, и я безрадостно гоняю по тарелке кусок шоколадного торта. — Прекрати сидеть с траурным выражением лица, иначе мне придется принять срочные меры…
— Накажете?
— А надо?
— Я устала и хочу домой.
Он глядит на меня чуть снисходительно, понимающе.
— День был тяжелый. Я поведу по дороге домой!
Молча киваю и кладу в рот маленький кусочек торта. Он сладостью растекается по языку, однако на душе по-прежнему горько… И горечь эта понятная для меня: я боюсь окончания этого дня, боюсь, что в завтрашнем дне не будет ни Алекса с его насмешливыми нападками, ни Адриана, полного загадок, с грустинкой во взгляде. И Юлиана не будет тоже…
Такое чувство, что я и сама перестану существовать!
Обратная дорога выходит даже уютной: Алекс, полный радостного восторга, живопишет процессы окукливания и вылупления бабочек, процессы кормления и транспортировки их к местам намечающихся торжеств. Под эти убаюкивающие рассказы дорога пролетает почти незаметно, и в эти полтора часа на трассе Б9 я узнаю о бабочках больше, чем за всю свою предыдущую жизнь…
— Как долго они живут, твои бабочки? — спрашиваю в какой-то момент.
И Алекс говорит:
— От семи до десяти дней в среднем. А что?
— Их жизнь быстротечна и мимолетна, как и любое счастье на этой земле! — меланхолически замечаю я.
— С чего вдруг такой пессимизм?
— Это не пессимизм, Алекс, это отравление… реальностью.
Он улыбается и пихает меня локтем в бок.
— Послушай, будь выше этого… — говорит он мне. — Не хандри, ладно?
— И выше чего, по-твоему, я должна быть?
— Выше этой скучной реальности, конечно: будь нереально крутой, нереально… умной, в общем просто нереальной…
— Дурой. Такой вариант подойдет?
Алекс одаривает меня насмешливым взглядом.