Вот и сейчас она невольно посмотрела на них…
И отвела взгляд.
— Как ваше самочувствие сегодня?
Ей показалось или улыбка мужа притухла при этом вопросе…
— Намного лучше, благодарю, — отозвался он как-то нехотя, даже отрывисто. Осведомился вдруг: — Надеюсь, я вас не напугал этой ночью?
— Ничуть, — покривила душой Элиза. — Я все понимаю.
— Все ли… — прошептал он как бы самому себе. Но развивать тему не стал: чуть приподнялся на локте, что, верно, далось ему нелегко, и склонился над ней.
Произнес:
— Я бы хотел повторить прием назначенного давеча лекарства. Надеюсь, вы не откажете…
— Лекар… — начала было Лиззи в недоумении, которое, однако, было заглушено новым поцелуем. Тем самым, которого девушка так боялась… тем самым, противиться которому не находила решимости. А он был к тому же нежнее первого… Неторопливый. Теплый… Похожий на солнечный день лесу: те же блики меж зеленой листвы, те же живительная прохлада и чувство приятности. Это как вернуться домой после долгого, утомительного блуждания… Выдохнуть полной грудью в блаженной истоме.
И Лиззи выдохнула… прямо супругу в губы. Ощутила громкое биение сердца под тонкой сорочкой ночной рубашки и пальцы, ласкающие ее ключицы, обнаженные плечи… Ее полное странной податливости тело.
— Мне давно следовало признаться, — произнес Аддингтон, заглядывая в ее лицо, — признаться без обиняков… Да все не выпадало момента. — Девушка впервые заметила в нем нервозность, и это ее удивило. — Вы… ты, Элиза, небезразлична мне. И никогда не была… С первого же нашего знакомства я думал о тебе больше, чем следовало бы в других обстоятельствах. Поначалу ты заинтриговала меня рассматриванием следов на земле, после заставила себе сопереживать… Сейчас же… — он легко поцеловал ее в уголок губ, — я, кажется, влюблен в тебя.
Ожидала ли Лиззи такого признания? Надеялась ли на него? И что испытала, услышав его, — она едва ли соображала. Казалось невероятным, чтобы он, этот всегда столь невозмутимый мужчина, вообще был способен на нежные чувства, а уж тем более по отношению к ней. Той, что и повода не давала их испытать!
Между тем она не припомнила ни единого недоброго взгляда или поступка с его стороны, разве что запрет на общение с Джексоном и приходил сейчас в голову, но и он мог быть следствием проявления чувств, тех самых, в которых он признавался… Аддингтон мог ревновать ее к лейтенанту.
Ревновать к лейтенанту!
Она улыбнулась. Залилась мучительным румянцем… Прикрыла ладонью рот. И зажмурилась одновременно… Все тело ее, казалось, ей более не принадлежало: зажило иной, непонятной ей жизнью. И Лиззи была благодарна раздавшемуся стуку: на пороге стояли Альвина и Джейн, обе разом, как по сговоренному.