— А что, чудовище нынче бесчинствует? Много вреда приносит?
— В основном молодых ягнят задирает, да, поговаривают, напал на пастуха в соседней деревне. Разве вас не поэтому вызвали? — спросила девчушка. — Мама так говорила.
Путник улыбнулся малышке, поправил ружье на плече, да произнес с кажущимся спокойствием:
— Поспешила бы ты домой, милая. Ночь скоро… Негоже одной ходить. — И тронул поводьями бока жеребца. Тот с радостью отозвался, сорвался на бег так скоро, словно только того и ждал.
Эмили постояла, глядя обоим вослед, и тоже поспешила вперед, в противоположном направлении. День клонился к закату, тени от деревьев растянулись призрачными тенями под ее ногами, далеко в вышине проявился тонкий серпик новорожденного месяца.
Она ускорила шаг…
И вдруг услышала шорох в кустах. Даже не шорох, треск сучьев под ногами…
Или лапами?
Сердце девочки дернулось, заголосило испуганным зайцем, заметалось между ребрами грудной клетки…
Она бросилась бежать. Не разбирая дороги, на заплетающихся ногах… Задыхаясь от накатившего ужаса.
И было почему: оно преследовало ее. Неслось за спиной в два раза быстрее нее самой, готовое вот-вот настигнуть, наброситься, растерзать на мелкие кусочки… Точно так же, как делало это с животными.
И сделает с ней, если Эмили не окажется быстрее…
А в это верилось мало.
— Мамочка! — заголосила она на последнем дыхании и повалилась на землю, зажмурив глаза и свернувшись в клубочек. Защищаясь единственно возможным способом…
И тогда что-то ударило ее по ноге. Словно ножом полоснули… Боль прокатилась по нервам, разлилась по телу обжигающим жаром. И еще раз — по бедрам и боку…
А оно дышало над ней. Касалось своим языком… Наслаждалось приторным ароматом свежепролитой крови.
Элизабет все еще злилась на него: не желала ни говорить, ни даже глядеть в его сторону. Обида и острое разочарование были прописаны на девичьем лице огромными буквами…
Не стоило ему привозить ее в Раглан.
Не стоило и надеяться, что такая девушка, как она, проникнется им и стенами этого замка…
Почувствует то же, что и он, когда явился сюда впервые: эти свободу, покой, отделенность от целого мира стеной первобытной прописанной в камне истории. Сможет сделаться счастливой….
А ведь, казалось бы, все могло быть иначе.
— Ужин готов, — провозгласила Альвина, поставив на стол исходящую паром супницу. — Извольте садиться.
И они с Лиззи подошли к столу. Он отодвинул ей стул, помог занять свое место… Прошелся взглядом по ровной спине, как бы бросающей ему вызов, и длинной шее со вскинутым подбородком. Что ж, стоит поговорить и расставить точки над «i“… Не тешиться пустыми фантазиями, коли все столь серьезно.