* * *
Людмилу вела вперед сила, которой она не находила названия. Да и не искала. Ей было хорошо. Все удавалось. Ее узнали и повели к Мессии. Почему узнали? Для чего повели? Вполне логично, с ее точки зрения. Людмила объяснила себе, что на улицах Кфар Хабада среди лисьих шапок и черных широкополых шляп она выглядела белой вороной, и потому ее непременно должны были отвести к Нему, чтобы Он знал — с Ним не только иудеи, но и самые-самые православные христиане, к каковым Людмила себя причислила без малейших сомнений.
Андрей спотыкался, ему здесь не нравилось, он ничего не понимал по мальчишеской дурости, и Людмила взяла сына за руку. Их ввели в дом, и ей почудилось, что стены чуть-чуть светятся, а от каждого человека исходил невидимый упругий поток энергии, который подталкивал ее, показывая дорогу. Дверь открылась, и она вошла. Андрей отступил назад, но она уже забыла о сыне.
Перед ней стоял Мессия.
Он улыбнулся и сказал несколько слов, обращаясь к кому-то поверх ее головы. Она искала взгляд Мессии и, встретив его, поняла, что больше не отпустит. Об этом мужчине она мечтала всю жизнь. Хоть на край света. В огонь и воду.
Сколько они так стояли? Минуту, не больше. За эту минуту Мессия рассказал о себе все. И все узнал о ней. Как в шесть лет она едва не умерла от дифтерита, и ей делали трахеотомию, след на шее виден до сих пор. Как в двенадцать она едва не сошла с ума, потому что в подъезде на нее набросился пьяный мужик и пытался что-то с ней сделать, она визжала, но ни одна сволочь не высунула носа из квартиры, а мужик, видно, испугался и ушел, изорвав на ней платье и оставив на шее и щеках мерзкие следы влажных губ. Как в шестнадцать она влюбилась в одноклассника и сдуру рассказала ему о том мужике, потому что ничего более ужасного с ней в жизни не происходило и нужно было с кем-то поделиться — родителям она в тот вечер не сказала ни слова, они орали на нее за разорванное платье, их не интересовала причина. А мальчишка ударил ее и назвал мерзким словом, и с того вечера долгих семь лет она видеть не могла мужчин — ни в каком качестве: ни друзей, ни любимых, ни даже коллег. А все думали, что она недотрога и мнит о себе. И только Илье как-то удалось… Она не знала — как, наверно, просто подошло время. Он не был лучше других — красивее или разговорчивее. Сейчас она думала, что не был. Сейчас она думала о нем совсем не так, как тогда.
И еще она сказала Мессии, что Илья не был плохим отцом и даже мужем плохим не был тоже, он любил их, но — по-своему. Каждый человек любит по-своему. И с этим нужно либо мириться и принимать, либо уходить. Она думала, что любовь — вовсе не то, что кажется Илье. И развелась с ним. И не жалела.