— Дорогой, Людмила права, — вступила в разговор Джоанна. — Вы говорите, я слушаю, я все понимаю, и я не знаю, почему я понимаю. Этот язык — он во мне, но я его не изучала.
— Это иврит, — сказал И. Д. К. — И не воображай, Люда, что тебе первой пришел в голову этот парадокс. Наш иврит так же подсознателен, как и отсутствие ностальгии. Язык Кода.
— Ну конечно, — с иронией сказала Людмила. — Именно в подсознании у тебя сидело сочетание «языковая среда». Да в древней Иудее…
— В Иудее, согласен, не знали таких слов. Но иврит, Люда, куда древнее. Повторяю — это язык Кода. И те, кто создавал его, были умнее нас нынешних. И слова знали куда более мудреные, чем знаем мы. Слова эти будут еще всплывать из подсознания. Новые слова старого языка. Я так думаю.
— И опять мы пришли к этому вопросу, — сказала Дина, которая стояла в стороне, обняв за плечи Андрея.
Людмила повернулась к ней.
— К какому вопросу?
— Кто создал это? Язык, который мы вспоминаем, не зная. Живую траву. Небо— карту. Землю.
— Творец! — сказал Ричард без тени сомнения.
— Несомненно, — насмешливо согласилась Людмила. — Чтец читает. Пахарь пашет. Думает мыслитель. А творит, естественно, Творец. Это ответ на вопрос Дины? Кто он, ваш Творец? Нематериальный Бог? Материальное существо? Личность? Невидимая сущность? Вы можете ответить?
— Я могу, — услышали они глубокий голос, похожий на звук трубы архангела, никогда никем не слышанный, но знакомый интуитивно и узнаваемый без труда.
У берега речушки, взявшись за руки, стояли двое.
— Илюша! — воскликнула Дина и отступила, спряталась за Андрея.
— Мое имя Йосеф Дари. А это Муса. Мы вернулись.
* * *
Сара Абовна выглянула в окно и, не увидев внука, сказала мужу:
— Наум, Хаим опять ушел со двора, пойди посмотри.
Наум Исакович заложил карандашом страницу, вздохнул и, сменив тапочки на спортивные туфли, вышел из квартиры.
Хаим обычно проводил время с соседскими ребятами — Аликом и Шаулем. Алик был из «русских», хотя и не понимал по— русски ни слова, потому что родился в Израиле, да и родители, прибывшие в начале семидесятых, успели подзабыть большую часть идиоматических выражений, известных каждому, кто вырос на просторах шестой части суши от Бреста до Владивостока. Шауль, сын выходцев из Южной Африки, понимал по— русски два слова: «дай» и «спасибо», причем, как подозревал Наум Исакович, «дай» в понимании Шауля было все— таки ближе ивритскому «хватит».
— Хаим! — крикнул Наум Исакович, завернув за угол и оказавшись на детcкой площадке с качелями и деревянным строением, напоминавшим сказочную крепость. Внука не оказалось и здесь, и где его искать теперь, Наум Исакович не знал.