— Тебя… можно увидеть?
— Разве ты меня не видишь?
— Я… Не глазами.
— А разве Илью ты видишь глазами? Глазами вообще ничего нельзя увидеть — даже поверхность вещи, и ту не целиком.
— Я ищу Хаима, Илюша. Нашего сына.
— Знаю.
— И знаешь, где он?
— Где? Да, это легко. Когда? Вот вопрос. А есть еще — зачем? Почему? Как?
— Андрей — это сын Ильи — видел Хаима и говорил с ним.
— Знаю. Они совпали в координатах цели и смысла, но лишь на незначительный квант измерения причины. Изменились причины, Хаим сейчас уже в других координатах цели, и…
— Как мне найти Хаима? Илья, ты всегда был демагогом! Ты отец, ты мой муж, и ты…
— Дина, дай себе труд немного проплыть по течению. Волны смысла баюкают не хуже океанской зыби… И ты поймешь, почему не нужно искать Хаима. Почему не нужно искать кого бы то ни было вообще.
— Илюша, я боюсь тебя. Ты стал другим.
— Ты тоже, Дина.
— Ты любил меня…
— Есть и такое измерение. И мои координаты в нем далеки от твоих. Я мог бы показать тебе — насколько далеки.
— Илюша, мы должны быть вместе…
— Мы вместе. Мы — это ты, Илья, Людмила, я, Йосеф, Хаим, Андрей, Муса, Джоанна и Ричард. Нас десять — десять человек, составляющих Миньян. Мы вместе. Поэтому я и говорю тебе — не нужно искать Хаима. Ты не найдешь его там, где он есть, а искать там, куда он еще не пришел — бессмысленно. Мы вместе — и Хаим тоже.
— Да, — сказала Дина.
* * *
В дальний лагерь Людмилу вызвала Джоанна.
— Ох, кажется, началось, — добавила она.
Людмила бросилась на зов Джоанны сквозь плотное тело планеты, сквозь ее кору, мантию и раскаленное ядро (во всяком случае, мгновенная смена ощущений располагалась именно в такой последовательности).
Дальний лагерь находился в стадии формирования. Ричард трудился, создавая, подобно джинну, дворцы по собственному вкусу. Больше всего эти сооружения были похожи на искаженные копии Вестминстерского аббатства — они были столь же монументально массивны и устремлены в небо. Это не имело значения — внутри, как убедилась Людмила, заглянув в один из дворцов, было светло, даже светлее, чем снаружи; стены оставались прозрачными, если кому-нибудь из обитателей не приходило в голову уединиться, а на потолке сверкали тысячи звезд земного неба — вероятно, для создания у вновь прибывших комфортного ощущения близости к оставленной родине.
Джоанна — сбросив платье, только сковывавшее движения, она стала похожа на постаревшую Венеру с полотна Тициана — сидела на пуфике, сооруженном для нее травой-дорожкой, а перед ней стоял, глядя вдаль, нелепого вида оборванец — мужчина лет сорока, в широкополой помятой шляпе, завернутый, будто в саван, в серую накидку, возраст которой, судя по многочисленным потертостям и прорехам, был наверняка больше, чем возраст хозяина. Человек был бос и переминался с ноги на ногу, хотя трава-дорожка успела разобраться в его желаниях и создала под ногами подобие толстого коврика.