Конечно, что ни говори, но если горе является общим для большой группы людей, то оно немного рассеивается и притупляется. Взаимная помощь и поддержка делают свое дело. Правда, мне, закаленной уже испытаниями, пришлось взять на себя львиную долю забот по организации кризисного центра.
Когда пропал Митя, я, конечно же, полагала, что хуже быть не может. Но все по порядку. Это случилось два года назад в разгар лета и на пике моей благотворительной деятельности, связанной с устройством детских домов. Ресурсов, оставленных Владом, хватало на то, чтобы выкупить несколько самых комфортабельных санаториев и курортных комплексов в пригородах крупных городов и переселить в них воспитанников детских домов. В планах была новая программа усыновления. А на тот момент шел активный подбор персонала высокого уровня. Вкратце – все шло к тому, чтобы детдомовская жизнь перестала быть приговором, а превратилась во благо, если можно так выразиться. Мы создавали элитные центры, объединяющие в себе ясли, сады и школы, которые должны были выпускать в жизнь подготовленных образованных молодых людей. Эти центры призваны были стать доступными для любого ребенка, лишившегося по каким-либо причинам своих семей.
Все шло по плану, я лично контролировала процесс, почти каждый день наведывалась в центры. У меня была группа сподвижников, в которую входили и мои старые друзья, которым я доверяла. Поэтому дело шло споро, не было места проволочкам и коррупции.
Мои старшие дети были заняты в школе и кружках, а я целыми днями моталась по делам вместе с Митей. И вот в однажды, я, как всегда, приехала в один из детских домов нового поколения и, как обычно, оставила Митю в большой детской комнате на время планового совещания. Когда мы закончили и вышли из конференц-зала, меня накрыло страшное предчувствие. Сотрудники детдома тоже выглядели озадаченно. Было тихо. Слишком тихо для подобного заведения. Даже если бы сейчас был тихий час. Мы находились в корпусе для самых маленьких – для детей ясельного возраста. Они никогда не замолкали по команде.
Все сбились с ног в поисках детей. Никого не было. Няньки, наблюдавшие за ними, вообще ничего внятного сказать не могли. Вроде как моргнули, а детей нет. К вечеру вся территория бывшего санатория была забита полицией и МЧС, но ни одного ребенка так и не нашли.
На следующий день стали поступать сообщения из разных уголков страны о подобных случаях, но пока менее масштабных.
Я перестала выпускать из дома старшего сына и дочь. Андрюше на тот момент было девять лет, а Соне семь. И сразу обратилась в охранное агентство. Алекс был там главным. Он лично и взялся за обеспечение безопасности моей семьи.