Сливки (Гуляева) - страница 68

Тогда судьба распорядилась по-другому. Вернее, не сама судьба, конечно, но Жданов, который с того самого момента и по сей день распоряжается моей жизнью. Будь он незнакомцем в черном плаще или покойным мужем – я продолжаю невольно следовать за ним.

Странно, что с момента попадания на базу мысль о написании книги больше не возникала. Наверное, дело в том, что изначально планировалась работа абсолютно в другом жанре, который совершенно перестал меня интересовать, когда жизнь запестрела новыми красками.

Теперь я готова была изложить на бумаге свою историю, автобиографичный остросюжетный роман, который не оставит никого равнодушным. Именно книга, написанная мной, станет лучшим учебником для невежд из будущего.

Одной книгой не ограничилось. Едва поставив точку в истории под названием «Затмение», после недолгой передышки, я снова села за спасительный ноутбук.

Это было непросто – заново пережить один из самых тяжелых периодов своей жизни – период разоблачения и осознания, борьбы за прощение и выживание, время расплаты за прошлые слабости и грехи. Причем расплачивалась не только я, но и Влад – за свои неуемные амбиции. А еще Жанна – за былое легкомыслие. И конечно же, Жан, но тот отдувался не за себя, а за наследственные недуги…

Так я и назвала вторую рукопись: «Расплата».

О том, что происходило после смерти Влада я пока писать не стала. Пыталась начать третью часть, но было слишком тяжело. На том моменте, когда пропадают дети, у меня опускались руки. Такое нужно сначала пережить. Тем более еще абсолютно не было понятно, чем вся эта история закончится.

Поэтому я сделала большой перерыв. Примерно в месяц. Как раз наступила зима. Самая настоящая, похожая на те десять зим на реальной базе.

Все это время мои подушечки пальцев горели от потребности писать еще. Тогда я подумала, что в прошлом немало поучительных историй, не обязательно связанных с моей жизнью. Мне в деталях вспомнился рассказ моей случайной знакомой, с которой мы встретились на пороге церкви на окраине Москвы. Ее звали Ева. А ее младшего сына – Адам. Так же звали и ее возлюбленного. Неоднозначная история их любви и трагических событий, на фоне которых она развивалась, запала мне в душу. И я подумала, почему бы не написать об этом. Спустя еще полтора месяца, файл под названием «Адам и Ева» насчитывал достаточное количество страниц для очередного художественного романа.

Еще одним человеком, образ которого не стерся из моего сознания за долгие однообразные месяцы на перевалочной базе, был Герман Фишер. Тут пришлось больше фантазировать, но получилась очень трогательная и душещипательная история о девушке по имени Вера, попавшей в логово злого гения. Именно таким мне представлялся Фишер.