Вернувшись в свой кабинет, Кирилл попросил ожидавших приема пациентов подождать еще пять минут, и быстро напечатал свою оправдательную речь в виде объяснительной записки на имя главного врача. Когда закончил, подумал о том, сможет ли мама найти слабое место в его обороне.
— Да тут и искать нечего! — сказала мать, прочитав объяснительную. — Отеки при сердечной и венозной недостаточности выглядят по-разному. Ты ее голени осматривал?
— Осматривал, — соврал Кирилл, которому обычно хватало осмотра стоп. — Но ничего такого не заметил… При ожирении всегда какие-то проблемы с венами имеются.
— Проблемы имеются всегда, — согласилась мать, но по глазам было видно, что она имеет в виду что-то другое. — Но учти, что тебя могут обвинить в халатности. Надеюсь, что в карте ты лишнего не писал.
— В карте все идеально, — заверил Кирилл. — А насчет халатности еще бабушка надвое сказала. Где ты тут видишь халатность?
— Кирилл прав, — поддержал отец. — Если бы она у него в стационаре лежала, тогда другое дело — обязан обследовать с головы до ног. А так она приходила в узкоспециализированный кабинет кардиодиспансера со своими профильными…
— Во времена нашей молодости такое объяснение могло проскочить при благожелательном настрое руководства! — перебила мать. — Но сейчас другие времена. Не забывай об этом!
Кирилл подумал о том, что прошла не только родительская молодость, но и его собственная. От этой мысли стало грустно — время бежит, а желания не торопятся сбываться.
Все обошлось — в середине августа Мазарова умерла от тромбоэмболии легочной артерии в отцовской больнице. Кирилл считал, что такой исход был хорош для всех. Ему и руководству диспансера так спокойнее, а что касается Мазаровой, то скоропостижная кончина от тромбоэмболии предпочтительнее медленного и мучительного угасания от онкологического заболевания. Да и вообще жить имеет смысл только тогда, когда впереди маячат радужные перспективы. Если перспективы мрачные, то зачем жить?
Отношение администрации к доктору Барканскому резко изменилось. Или можно сказать — внешние проявления пришли в соответствие с внутренним настроем главного врача. Кирилла больше не ставили в пример и не направляли к нему особых пациентов. Ольга Антоновна и ее заместители разговаривали с ним сухо, смотрели неодобрительно. Демонстрацией нерасположения дело не ограничилось. Главный врач заменила медсестру, сидевшую с Кириллом на приеме. Подала это как заботу — мол, Раиса Ивановна в годах уже, часто болеет, давайте мы вам дадим сестру помоложе. Как будто Кирилл когда-нибудь сетовал на отсутствие медсестры! Да и не так уж часто она болела — два или три раза в году, а нагрузка в кабинете хронической сердечной недостаточности была такой, что спокойно можно было работать в одиночку. Новая медсестра Элла была из молодых да ушлых — все подмечала, все примечала и начальству обо всем стучала. Кирилл не сразу понял, почему в картах некоторых пациентов вдруг стали появляться осмотры Булатниковой. С какой стати? Он же к ней никого не направлял. Но потом догадался, что осмотры происходят с подачи Эллы, которая сообщает наверх фамилии тех, с кем доктор, по ее мнению, не смог разобраться. Хороша петрушка! Медсестра контролирует врача, кандидата наук, у которого стаж вдвое больше, чем у него. И ведь не выступишь — сделают круглые глаза и спросят: «О чем это вы?». Бессовестные люди.