В сельской школе в Гюнсбахе, как и впоследствии в реальном училище в Мюнстере, Альберту Швейцеру отнюдь не легко давалось учение. Он был мечтательным мальчиком, природа, животные — да, особенно животные! — интересовали его куда больше чтения и письма. Мало того, он глубоко страдал всякий раз, когда этих животных обижали деревенские мальчишки, а то и взрослые. И, разумеется, он был заворожен музыкой, он любил импровизировать и, играя, уносился мечтами далеко-далеко. Добавьте к этому застенчивость и — как ни парадоксально — смешливость! Всякий пустяк вызывал у него смех, что не раз вынуждало учителей записывать в классный журнал: «Швейцер смеялся на уроке». За это свойство он получил прозвище «Исаак», что на древнееврейском языке означает: «Он смеется».
Первые отметки в мюльгаузенской гимназии оказались весьма неудовлетворительными. Вызвали пастора Швейцера, и директор намекнул ему, что, возможно, следовало бы забрать мальчика из учебного заведения. Даже по музыке и то ему выставили весьма посредственные оценки, а уж этого пастор Швейцер никак не мог взять в толк. Повинна в этом была тетушки Софи. Родители Альберта просили ее особенно строго следить за музыкальным образованием мальчика. И она ревностно взялась за дело. Как только Альберт возвращался из школы, она после обеда сразу же усаживала его за пианино — на все время до вечерних занятий в школе. Вечером же он снова должен был целый час заниматься. Но здесь ему не разрешали ни импровизировать, ни мечтать — тетушка Софи бдительно следила за тем, чтобы он проигрывал с листа каждую ноту, и притом точно, без лишних эмоций. Молодой учитель музыки и органист Эуген Мюнх, только что закончивший курс в Берлине, не раз говорил об этой манере исполнения: «Альберт Швейцер — мое наказание».
В конце концов было решено оставить Альберта в гимназии и попытаться поправить дело. И тут выручил случай в лице нового классного руководителя Альберта — доктора Вемана.
Что, однако было бы со Швейцером, не приди ему на помощь в этих обстоятельствах настоящий, умный педагог? Утверждение о том, что необыкновенная личность при всех условиях раньше или позже возьмет свое и непременно вызреет, представляется мне весьма спорным. Куда чаще случается, что родник таланта заносит песком, пока он не иссякнет, и лишь искалеченный интеллект порой позволяет угадать, кем мог бы стать этот человек. Альберт Швейцер — пример того, чтó может педагог, умеющий в нужную минуту способствовать становлению личности.
Новый классный руководитель четвертого класса, доктор Веман, прежде всего помогал своим воспитанникам уверовать в собственные силы. А ведь именно в этом больше всего нуждался гимназист Швейцер, отныне живший в Мюльгаузене. Доктор Веман не преподносил ученикам абстрактные знания, а увязывал их с реальной жизнью. Он тщательно готовился к каждому уроку. Сам воспитатель служил своим питомцам таким ярким примером, что всего за какие-нибудь три месяца Швейцер выдвинулся в ряд лучших учеников класса. Даже уже будучи доцентом университета, Альберт Швейцер тепло вспоминал доктора Вемана: «Он показал мне, что глубокое, скрупулезное чувство долга есть великая воспитующая сила, которая способна осуществить то, чего не добиться никакими нотациями и наказаниями, и эту истину я стремлюсь претворять в жизнь в моей педагогической деятельности».