Детективы, прослушав запись, проводили взглядами работников скорой помощи, вынесших на носилках Кареллу и Шмидта, – преступник все еще дышал.
– Девушка мертва, – промолвил врач.
– Я знаю, – кивнул Мейер.
– Кто ее завалил? – спросил один из следователей убойного отдела.
– Я, – коротко ответил Клинг.
– При каких обстоятельствах?
– Оставайся здесь, – обратился Мейер к Берту, кивнув на следователей, – я поеду в больницу. Может, эта падла что-нибудь расскажет, пока еще не сдох.
* * *
Я не собирался ее убивать.
Когда я пришел, она чуть не прыгала от радости – смеялась, шутила. Думала, что ей наконец удалось соскочить с иглы, – вот и радовалась.
Я ей сказал, что она рехнулась и никогда с нее не слезет.
В тот день я в последний раз вмазался часа в три дня, когда я к ней пришел, меня уже сильно колбасило. Сказал ей, что мне нужны деньги на дозу, а она ответила, что больше не даст мне ни гроша. Заявила, что больше не желает иметь ничего общего ни со мной, ни с Пэт – это так зовут бабу, с которой я сейчас живу. Она не имела права со мной так обращаться – меня же ломало не по-детски. Она же видит, я уже по потолку готов ходить, а ей хоть бы хны – сидит свой чаек сраный со льдом потягивает. И все талдычит – не будет мне больше дури, не станет она теперь тратить на это дерьмо половину своих доходов. А я ей напомнил про долг. Я же из-за нее, сучки, четыре года отмотал в Соледаде, она мне теперь по жизни за это должна. А она мне такая: «Оставь меня в покое. Пошел вон, и чтоб близко больше ко мне не подходил». Мол, больше не хочет иметь с торчками ничего общего. «Я завязала! Ты понял? Я завязала!»
Я умру?
Я… я схватил с подноса нож.
Я не собирался ее убивать, мне просто хотелось вмазаться – ну что тут ей было не понять? Господи, ведь мы же совсем недавно кололись вместе. Я пырнул ее ножом, не знаю сколько раз.
Я умру?
Как сейчас помню – картина сорвалась со стены.
Забрал все деньги у нее из сумочки на столике – сорок баксов десятками. Выбежал из комнаты, кинул нож где-то по дороге. Наверное, в коридоре – не помню. До меня дошло, что вниз в лифте ехать нельзя, – башка худо-бедно все еще работала. Я выбрался на крышу, с нее – перепрыгнул на соседнюю, а потом спустился и вышел на улицу. На сорок баксов купил двадцать пакетиков с дурью. Как же мы после этого обдолбались с Пэт…
Я только сегодня вечером узнал, что дочка Тинки тоже была в квартире – Пэт случайно включила эту сраную говорящую куклу.
Если б я знал, что девочка в квартире, может, я бы ее тоже завалил. Хотя я в этом не уверен.
Фриц Шмидт так никогда и не поставил подпись под своими признательными показаниями. Он умер через семь минут после того, как полицейский стенограф закончил печатать на машинке протокол.