Будущий военный министр Чернышев в молодости принимал участие в дуэлях, одна из которых получила широкую известность.
А. Х. Бенкендорф в 1824 году, когда было в Санкт-Петербурге самое знаменитое наводнение, лично вместе с военным губернатором Санкт-Петербурга генералом М. А. Милорадовичем спасал людей из воды.
Необходимо заметить, что ни Чернышев, ни Бенкендорф никоим образом не могут быть отнесены к числу лиц, расположенных к Лермонтову. Они принадлежали к избранному кругу приближенных Николая I и были прекрасно осведомлены о том, как относился к Лермонтову император.
Однако было бы неправильным утверждать о наличии со стороны Чернышева и Бенкендорфа какого-либо специального преследования Лермонтова.
Особое отношение к Лермонтову следует отметить со стороны Николая I.
В своих воспоминаниях П. П. Вяземский, со слов флигель-адъютанта полковника Лужина, отметил, что Николай I, отзываясь о смерти Лермонтова, сказал: «Собаке – собачья смерть».
Вместе с тем, по мнению исследователя Д. А. Алексеева, была возможна неправильная трактовка французской фразы «Tell vie, tell fin (mort)», дословный перевод которой: «Какова жизнь, такова и кончина».
Кроме того, каких-либо подтверждений этим словам императора не существует.
Напротив, после кончины поэта в прессе за подписью Николая I появилось следующее: «Получено с Кавказа горестное известие: Лермонтов убит на дуэли. Жалею его. Это – поэт, подававший великие надежды».
Император Николай I недолюбливал Лермонтова, и эта антипатия была взаимной. После знаменитого стихотворения «Смерть поэта», посвященного гибели Пушкина, было бы удивительно, если бы Николай I испытывал к Лермонтову теплые чувства.
Что касается интриг в отношении Лермонтова, очень маловероятно, чтобы император – по канонам того времени первый дворянин России – мог допустить возможность сведения личных счетов подобным способом с поэтом-поручиком лишь за его стихи.
Исследователь обстоятельств смерти Лермонтова журналист В. Хачиков так пишет об участии Николая I в смерти поэта:
«Таким образом, внимательно и непредвзято рассмотрев все обстоятельства весны и начала лета 1841, увидим, что так называемые «ненависть» и «гнев» императора есть не более чем недовольство нарушениями различных правил поведения, которые он установил для своих подданных. Отсюда и более или менее резкая реакция в каждом из этих случаев. В подтверждение этой мысли сошлемся на мнение А. Марченко: «Читателю, недостаточно представляющему себе психологическую и бытовую атмосферу тех лет, подобная реакция может показаться болезненно-маниакальной. Но это, увы, не так: ничего исключительного в поведении Николая I нет и на этот раз. Нет даже пресловутого самодурства. Есть лишь маниакальная приверженность уставу и порядку – черта, кстати, характерная для всех сыновей Павла I. Пренебрежение порядком – вот что, по мнению императора, главное в поведении Лермонтова, вызвавшее и его гибель»