Утренний взрыв (Сергеев-Ценский) - страница 18

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Когда Сыромолотовы вышли в Рыбный переулок, было уже совсем сумеречно, однако не темно, хотя уличных фонарей по заведенным правилам и не зажигали. Можно было даже разглядеть лица встречных. А Нахимовская оказалась теперь, в десятом часу, очень людной и оживленной. Много было офицеров, моряков и пехотных, так как гарнизонную службу в Севастополе несли ополченские дружины, и каждый из этих офицеров шел рядом с женщиной, и часто слышались вспышки веселого смеха.

- Вот видишь как, - говорил, стараясь, чтобы выходило потише, Алексей Фомич, - война войной, а любовь любовью...

Дома на Нахимовской были большие, с магазинами внизу, но магазины почти все, кроме бакалейных, были заперты, окна вторых и третьих этажей занавешены, впрочем, неплотно: то там, то здесь выбивались на улицу оранжевые косяки и полоски света, однако никто не обращал на это внимания.

Около памятника Нахимову остановился теперь Алексей Фомич вполне разрешенно, хотя памятник проступал смутно.

- А ведь Нахимов закоренелый был холостяк, - сказал он, - как и адмирал Ушаков. Женщин на военные суда даже и не допускали. И вот теперь, наконец-то, когда Нахимов стоит, отлитый из бронзы, женщины взяли свое: снуют вокруг него в большом изобилии.

И как бы в подтверждение его слов где-то впереди, где чуть заметно белели колонны, ворвался в негромкий гул голосов звонкий и надрывный женский голос:

Все гово-рять, шо я ветренна бува-аю,

Все го-во-рять, шо я мно-го люб-лю,

Ах, от-че-го ж я про всех позабу-ва-аю,

Про од-но-го поза-буть не могу!

- Должно быть, пьяная, - высказала догадку Надя, на что Алексей Фомич отозвался:

- По-видимому, пригубила чуть-чуть.

Слышно стало, что кто-то уговаривал женщину не петь, но надрывный голос ее взвился снова в наступающую ночь:

Де-сять любила, девять поза-была,

А од-но-го не могу поза-быть!..

Эх, бро-шу я ка-арты, брошу я биль-я-ярты,

Д'ста-ну я го-орькую водочку пить!

Кто-то рядом с Сыромолотовым, вздохнув, сказал сочувственно:

- Видать и так, нарезалась... и где только достала!

Женский голос, оборвавшись было, зазвенел между тем снова:

А-ах, не тер-зайте вы грудь мою боль-ну-ю,

Вы не узна-вай-те, кого я люблю!

Нет, не скажу вам, по ком я все тоску-ую,

Лучше ж свое го-ре в вине я по-топ-лю!

- Гм... Очень это искренне у нее выходит, - остановясь, заметил Сыромолотов. - Послушаем, как пойдет дальше.

Но дальше песня не пошла; дальше послышался только зычный мужской окрик:

- А вот я тебя в участок сейчас отправлю, тогда и забудешь!

Ясно стало, что песню прекратил полицейский.