Как можно, задыхаясь в агонии, говорить о том, что жизнь прекрасна? Я никогда не пойму людей, я просто не хочу это понимать.
Хэйни слабо сжимает мою руку, и я чувствую, как тепло струится по венам. Похожее на тепло эликсира и на то, которое мне передала Герцен после своей смерти, но намного сильнее. Все же та искра настоящей жизни, что-то от тех трех дней еще осталось во мне, иначе я не смогла бы противостоять Фабио в нашем последнем столкновении. Но я не хочу, чтобы эта искра разгорелась в пламя. Я хочу отнять руку – мне не нужна эта жизнь, в которой столько страданий. Но Асиано, продолжая прижимать повязку, говорит:
– Если ты откажешься, Сэйнн, она умрет ни за что. И ты тоже умрешь.
– Пускай. Я не хочу становиться человеком. Не хочу, слышите?! – ору я, но руки не отнимаю. – Не хочу, чтобы мне было больно. Быть человеком – больно, я этого не выдержу.
Мой голос начинает заметно дрожать – наверное, от холода, и выговаривать каждое слово стоит больших усилий. Асиано кладет свободную руку поверх наших с сестрой сплетенных пальцев.
– Ты справишься, – говорит он. – Мы будем рядом.
Ливень утыкается лицом мне в плечо и не то целует меня, не то плачет – я не могу разобрать и не хочу на него отвлекаться.
– Нет.
Взгляд Хэйни начинает гаснуть.
– Пожалуйста, – просит она уже шепотом. – Пожалуйста, Сэйнн. Живи.
В ее взгляде, уже нездешнем, такая непреодолимая, гипнотическая сила, что я покоряюсь. Закрываю глаза и чувствую, как тепло струится по венам, как внутри меня распахивается дверь. И сквозь нее струится свет, целый океан света, свет затапливает каждую клетку моего тела, я живу и ликую, переполненная чистой радостью, не омраченной ничем. А потом на меня обрушивается цунами. Свет гаснет, и приходит боль – жгучая, горько-соленая, как морская вода пополам с пеплом. Я иду ко дну, как сгоревший корабль. Мир вокруг снова исчезает во тьме, но тьма мне больше не друг и не способна меня защитить.
Дождь стихает совсем. На крышу врываются спасатели, полицейские, еще кто-то – целая куча разного народа. Я не вижу их, слышу только голоса – крики, команды, приказы, бессмысленные и бесполезные. Свернувшись в луже крови и дождевой воды, я лежу рядом с телом Хэйни, осколки стекла царапают мне лицо и руки, и из моего горла рвется не то стон, не то вой – я еще не умею плакать от горя, но оно уже обретает голос, завладевая моим. Потом меня поднимают и кладут на носилки, я лежу, крепко зажмурившись, надеясь, что, если не открывать глаза, все это не станет реальностью. Ливень гладит меня по мокрым волосам, целует в висок, сжимает мою руку в своей. Потом наши пальцы размыкаются.