. В других стихах того же года лирический герой сравнивает себя со змеем, ползущим в пустой церкви к подножию креста («Когда мозаик никнут травы…»); он «уничтожен, заглушен» колоколами древних церквей, и «нету ни молитв, ни слов» («Когда укор колоколов…»).
Из всех стихов 1910 г. самым глубоким предвосхищением «Паденья…» является стихотворение «В изголовье черное распятье…», в котором кораблю — душе поэта, поднятому волнами евангельской латыни, угрожает тютчевский «подводный камень веры». Столкнувшись с крестом — символом веры, лирический герой обнаруживает в себе пустоту:
В изголовье черное распятье,
В сердце жар и в мыслях пустота <…>
Однако его влечет к себе церковь, точнее, ее эстетические и чувственные проявления:
Ах, зачем на стеклах дым морозный
Так похож на мозаичный сон!
<…>
И слова евангельской латыни
Прозвучали, как морской прибой
[242].
Результатом этого становится подъем веры:
И волной нахлынувшей святыни
Поднят был корабль безумный мой…
Однако вера, основанная на пустоте, ведет к страху (как мы увидим далее, небезосновательному): «Страшен мне „подводный камень веры“». Так Мандельштам устанавливает (краеугольный) камень как эмблему рокового призыва к вере, эксплицитно связывает его с Тютчевым (подчеркивая диалогичность при помощи кавычек и единственного авторского примечания во всей его ранней поэзии) и переносит его из стихотворения, произносимого с позиции веры, в стихотворение, произносимое в ситуации кризиса[243].
* * *
В свете этой продолжительной личной драмы первые две строки «Паденья…» читаются не как банальности, а как аксиома, испытанная в бурных водах личного опыта[244]:
Паденье — неизменный спутник страха,
И самый страх есть чувство пустоты.
Вера, построенная на пустоте, влечет за собой страх, который, в свою очередь, неумолимо ведет к падению.
Последняя строка первого четверостишия отмечена определяющей смысл стихотворения амбивалентностью тона:
Кто камни к нам бросает с высоты —
И камень отрицает иго праха?
Эта строка может прочитываться, с одной стороны, как подтверждение спасительного потенциала краеугольного камня — «камня, который отвергли строители» и который «соделался главою угла», — т. е. как интонационное продолжение предыдущей строки. Неожиданное выражение «к нам» (а не «в нас» или «на нас») преображает угрозу, естественно ассоциирующуюся с брошенными сверху камнями, и они становятся подобными спасательным кругам или веревке. С другой стороны, четвертую строку можно прочесть и в контрастном тоне — легкого или сильного недоверия к этому потенциалу («И камень