Сой ун омбре муй онрадо
Ке ме густа ло мехор
А мухерес но ме фальтан
Ни эль динеро ни эль амор…
Жгучий «кабальеро» всё больше и больше ускорял темп: Он ритмично задвигался, стал страстно размахивать грифом инструмента, заметался по сцене как пойманный зверь.
Аплодисменты становилась многочисленнее.
Декорации казалось ожили, налились живительной силой и красками.
Люди на задних рядах начали подниматься с кресел, чтобы лучше видеть происходящее.
К гитаре присоединились лёгкие, ритмичные удары каблучков девушек, твёрдая поступь партнёров.
Исполнитель азартно закрутил, завертел гитару, мягко забарабанил по ней. Казалось, гитара сама по себе вздрагивает аккордами, которые спешат, разгоняются, несутся вслед за безумием танца.
Мелодия песни была лёгкой, как тополиный пух, весело кружащей над старинной площадью, и порывистой, как пламя огня под ветром. Она заполнила пространство — чувственная, пронзительная, полная страсти…
Ай ай ай ай
Ай ай ми амор
Ай ми морена
Де ми корасон…
Пары расходилась, пенясь волнами крутящихся юбок — и сходились, задорно стуча каблуками.
Девушки гнулась в талии — и резко выпрямлялась, прижимаясь к танцорам — и замирали вдруг, дрожа плечами и опустив длинные ресницы… А затем снова взлетали и опускались руки. Звонко и ласково стучали каблучки.
Вздрагивали, переговариваясь, спевались гитарные струны. Завораживающе звучал голос исполнителя.
Стучали, стучали, стучали каблучки.
И вот… огонь танца начал угасать.
Песня «дышала» всё тише и жалобнее. Картинка начала бледнеть. Танцоры исчезать. Сумрак постепенно скрыл сцену и гитариста. Вновь наступила темнота.
— О-фт, о-фт, о-фт, — зрительный зал захлёбывался аплодисментами.
— И что это сейчас было? — сеньорита Круз непонимающе посмотрела на советника посла после того как в зале успокоились люди. Сердце молодой испанки, воодушевлённое песней, отчаянно притопывало в груди. Лицо девушки разрумянилось, глаза из серых стали жгуче карими, налились силой, повеселели.
Откуда-то из далёка, в колонках, подобно несущемуся на всех порах поезду, стал нарастать гул приближающейся музыки. Звук оформился, поджался, стал отчетливым, упругим и невыносимо громким.
Ожил задремавший луч кинопроектора.
На экране закружились кубики калейдоскопа. Заплясали желтые солнца, закружились голубые звезды, разноцветные пятна, треугольники, квадраты поплыли со всех сторон, сталкиваясь в неведомые фигуры и снова разделяясь. Сочетания форм и красок с каждым разом становились все более насыщенным и удивительным.
Мгновение и цветные узоры сложились в пазлы газетных статей с большими заголовками. Вырезки стали увеличиваться, выскакивать из вращающегося круга, заполнять собой экран.