А через три минуты, без стука, в комнату вихрем ворвалось уже четверо созданий женского пола. Они сгрудились у койки, рассматривая незнакомца во все глаза…
— А ну, хахаль, давай, подымайся.
— …Вставай вражина!
— …Ты, что творишь, задохлик?
— Почему отказываешься от своих писем? — громче всех шипела рослая, дородная девушка с необъятным бюстом и жестким волевым лицом. Её ладони — большие и сильные непроизвольно складывались в кулаки.
— Ты, Иванов?
— Иванов.
— В армии служил?
— Служил, наверное.
— Про любовь, девчонке писал? Ждать её просил? Жениться обещал? — крупная мадам эффектно уперла руки в бока, выступила вперед, отчего немалая грудь стала ещё убедительнее: Она (грудь) приподнялась и некоторое время смотрела на парня свысока.
— Зачем парил мозги нашей Ларочке: Что служишь на Крайнем Севере, подводником? Ждешь — не дождёшься встречи, тоскуешь? Любишь до беспамятства? — девчата громко зашумели, поддерживая подругу.
— Мы же письма читали, всей общагой, со слезами на глазах? Она так ждала тебя, а ты?
— Послушайте, девчата, тут какое-то недоразумение, я не мог ей писать из армии потому, что не общаюсь с малолетними.
— Я не малолетка, мне уже скоро шестнадцать, — потерпевшая покраснела как сочная морковь. Было заметно, что её сильно раздражало, что все разговаривают с ней как с ребёнком и, по всему видно, не принимают всерьез.
— Хорошо, — согласился новоиспечённый жених. — Пусть будет шестнадцать. Но, я всё равно не тот, кто звал замуж!
— Это почему же?
— Да потому, — закоренелый холостяк улыбнулся добродушно и как мог располагающе, — Меня зовут, Максим. Для особо непонятливых повторю… Мак-сим. А того парня, что писал ей письма в детскую ясельную группу, звали А-лек-сей!!! А так, кроме фамилии, нас с ним ничего не объединяет.
Виновница торжества, осознав свою трагическую оплошность, спрятала лицо в ладони и зарыдала крокодильими слезами. Причем такими ядовитыми и горючими, что казалось, они способны прожечь пол насквозь.
— Ладно, Алешенька, — вредина подняла зарёванное лицо, горделиво выпрямилась, и мстительно испепеляя разгневанным взглядом, сквозь зубы прошипела. — Я тебе это, припомню!
Закусив от обиды губу, она стрелой выскочила из комнаты.
— Нет, ну какие же мужики — мерзавцы! — пышная девчушка, с крашенными под каштан волосами скривилась и выпалила святую женскую истину.
— И бабники! — вторили ей остальные.
— А тебя, всё равно поделом отдубасили… — Мак-сим, — пышногрудая ехидно передразнила его. — Видать тоже, кому-то мозги пудрил, трепач хренов!
— Девочки, пошли отсюда, — великанша фыркнула и с гордым видом вышла из комнаты, выпятив груди и высоко подняв голову.