Стоял душный летний день. За распахнутыми окнами районного комитета Комсомола трелью звенели трамваи, пахло расплавленным асфальтом. Гулкие этажи, здания, несмотря на кипевшую в нем жизнь, наполняла устоявшаяся, строго поддерживаемая тишина. И посетители, и служащие разговаривали без крика, ходили степенно, уважительно переглядывались, здоровались друг с другом.
В коридоре на небольших столах были разложены цветные агитки — листы с краткими сведениями о стройках. На стенах висели плакаты с фотографиями городов, гор, рек, призывавшие на промышленные объекты Сибири, Севера и Дальнего Востока: Заполярье зазывало башенными кранами и грузовиками на засыпанной снегом дороге. Восточные стройки манили высокими заводскими трубами, раскинувшимися многоэтажными зданиями производственных корпусов. На щите знаменитой ГЭС — о ней часто писали в газетах — поблескивал Енисей меж крутых берегов, красочно темнела тайга…
Максим сидел на прохладном кожаном диване перед открытой дверью в приемную второго секретаря Райкома и чутко прислушивался к беседе, проходящей в кабинете…
— Вы обязаны выдать мне комсомольскую путевку на строительство Байкало-Амурской магистрали! — внутри помещения звенел смутно знакомый, требовательно — капризный девичий голос.
— Нет, не могу! — басовито звучало в ответ.
— Тогда на возведение Западно-Сибирского металлургического комбината или завода атомного машиностроения в Волгодонске!
— Нет.
— Хорошо, посылайте на любую всесоюзную стройку, в любой город страны! Главное, чтобы работа была тяжелой, интересной и подальше от Москвы!
— Дочка, дорогая моя, какая вам Байкало-Амурской магистраль? Какая всесоюзная стройка? Вам же ещё шестнадцати нет, — девушки перечили сразу двое — кто-то ещё был в кабинете секретаря. Но как жалко и глухо звучали мужские голоса! Может, потому, что они пытались её уговорить, усовестить. Ведь должна же быть у человека в этом возрасте хоть какая-то рассудительность и понимание взрослой жизни!