— Семейный.
— Мы не можем здесь спать вчетвером с несовершеннолетней.
Сотрудник аэропорта ничуть не смутился.
— Чем-нибудь можно исчерпать этот инцидент? — спросил он.
— Да, — успокоил его Фрайданк. — Бутылка виски может повлиять на этот инцидент совершенно исчерпывающе.
Пока адвокату несли его виски, я отчаянно тупила. Я ведь могла уже десять раз убежать из аэропорта. Надо было сразу понять — людям, пьющим виски в трехспальной кровати в десять утра все по барабану. А от людей, в полицейской форме, которые лишь притворяются сотрудниками аэропорта, а сами стараются тебя запереть, ожидать ничего хорошего уж точно не приходится.
Виски, наконец, принесли. Сотрудник аэропорта ушёл, заперев нас на ключ со стороны коридора. Я заметила, что других ключей в комнате не было. Дверь захлопнулась, и стало ясно, что пора нафиг отсюда сваливать.
Адвокат Фрайданк тем временем делал большой глоток из бутылки. Наконец, он издал тяжёлый вздох и уткнулся лбом в подоконик. Одним глотком исчерпав инцидент до половины, Фрайданк задремал. Теперь его ничего не интересовало. Королёк уже храпел без всякого виски, один на трёхспальной кровати. Я попробовала открыть дверь. Подергав ручку, удостоверилась, что нахожусь в заточении. Это уже никуда не годилось. Папа с ума сойдёт, это факт. Особенно, когда Берта Штерн наплетёт ему с чужих слов всякие глупости.
В полном отчаянии я схватила полупустую сумку Королька. Сумка у него была маленькой; типа барсетки с документами и парой ключей. Ключей от номера не было… и тем не менее, мне отчаянно захотелось что-то оттуда спереть. Мама была права. Я совершенно криминальный ребёнок. Я взяла его паспорт. Туалетную бумагу из уборной я тоже сунула с собой. Мало ли, если приспичит присесть на дорожку.
Устроившись под дверью, я принялась скрежетать по поверхности двери — вначале ногтем, потом ложкой. Стучать я боялась. Мог проснуться Фрайданк, Королёк или Динго.
Когда я лишилась двух ногтей, дверь открылась. На пороге стояла горничная. Горничная, разумеется, выглядела так, будто ей мои проблемы пофигу. Тем и лучше, подумала я.
— Säga … — начала я по-шведски. Потом прпробовала по-немецки: — Sagen Sie…
Чернокожая горничная замотала головой.
— Английский. Или финский, — пожимала плечами она.
Вот ведь кавабунга! С этими языками у меня всегда были сложности. Я могла насвистать «Ветер Перемен», но больше по-английски с той кассеты не помнила ни единого слова.
— Английский и финский, — повторила горничная.
— Raus, — не просыпаясь ввязался в разговор Королёк, — говорите, пожалуйста, по-немецки.