Ладно. Пускай у Колицер зуб тает на всякие кофейные дела. Может, это определённый вид извращения. А, может, и нет. Наверняка это самый обычный бзик. Так рассуждала я, скрипя ногами по насквозь промокшей резиновой велосипедной дорожке.
Может, она ненавидит всех вокруг просто так? Нельзя же так ненавидеть человека просто за то, что он продаёт хлопальшиков, а не кофе? А может, это просто у неё такой взрослый взгляд на вещи, которого мне не понять. Скажем, война Алой и Белой Розы произошла не из-за настоящих роз, и всё оказалось гораздо сложнее, чем я думала в детстве. Только в детском саду кажется, что всё вокруг просто. Может, Ходжа с Олли не просто так копают связи чужаков с кофе. Но должна тут быть и другая причина, просто более доступная. Специально для таких дур, как я, раз уж я в это ввязалась.
Так ни в чем и не разобравшись, я лишь разозлилась. Шипела под нос проклятия, как чёрт загнанный на Михелеву колокольню. А вернувшись домой, я решила что самое время сорваться на ком-нибудь. Уверена, если бы у нас сидел кто-то из соседей, типа Берты Штерн, я бы точно разорвала такого гостя на месте. Но в моём распоряжении был один только папа. Его-то я и планировала разорвать на куски.
Господин Веттер-перемен сидел на перевёрнутом ящике письменного стола и смотрел по телевизору новости. Периодически он ударял кулаком по стене. Внутренне он негодовал не хуже меня. С экрана телевизора на него глядел мрачный, официально одетый мужчина с зубами, очень похожими на расколошмаченное пианино. Папины шорты были забросаны улыбками из колбасных обрезков. Пепел от сигареты он стряхивал прямо в валяющийся на полу сандаль.
— Полицию вызывали? — буркнула я, имея в виду своё появление.
Он не услышал, потому что ругался вполголоса
— Да уж, такой рептилии…. — тут папа ударил кулаком в стену так, что штукатурка зашуршала под обоями.
Я испугалась.
— Папа! — заорала я что было сил прямо ему в ухо. — Зачем ты ведёшь себя, как политический беженец?
С этими словами я треснула по выключателю. Загорелась настольная лампа. Её я направила её папе прямо в глаза.
Папа от неожиданности чуть с ящика стола не упал:
— Чего?
— Ты ведь политический беженец, верно?
— Не понимаю, — папа отчаянно чесал в затылке, пытаясь понять, с чего я вдруг напала на него как волк на козлёнка.