***
— А на самом деле, глубоко внутри ты маленькая-маленькая девочка. — Рита заговорила своим самым беззвучным шёпотом со спящей. Прижалась лбом к макушке, заправила рыжую прядку ей за ухо — И в тебе живёт этот огонь, детский, наивный, болезненный. Вот здесь — приложила ладонь к солнечному сплетению — И просвечивает. Ярко-красным, — повздыхала — Мне так жаль тебя, Дина. У тебя всегда такие просящие глаза, несчастные. Я вижу, что они просят сострадания. Зелёные печальные глаза, которые всем верят. Так часто тебя обманывают, ранят.
Помолчала, сгребла Динино тощее тело в охапку и положила голову ей на плечо. Ещё тише.
— Бедная, бедная моя Диночка! Я бы так хотела дать тебе тепло! Все, что у меня есть в душе. И остаться совсем пустой, но помнить, что я все тебе подарила.
Она провела кончиком носа по теплой шее всё ещё неподвижной Дины. И только туда падал жёлтый свет уличного фонаря. Их тела, разбросанные по общей подушке волосы и вся комната тонули в темноте, сливались друг с другом, теряли контуры и превращались в цельное чёрное и тяжёлое пространство.
— Если бы мое тепло подходило! Если бы мое тепло подходило, я бы не раздумывая отдала!
Дина вдруг пошевелилась, перевернулась на другой бок, оказавшись лицом к лицу с гостьей. Не открывая глаз, прижалась теснее, наклонила голову и коснулась губами Ритиного носа. И в круге тусклого света теперь были краешки двух лиц.
Дина шумно выдохнула, так же шумно и резко вдохнула и прошептала, сминая буквы: «Поцелуй меня».
Ещё один шумный выдох синхронно. Рита прикрыла глаза, медленно и несмело дотронулась иссушенными губами до Дининых.
Дина прильнула всем телом. Наивно-слепая попытка раствориться и утечь новой кровью в стучащее ей в ключицы сердце.
Уличный фонарь вдруг погас. Рассвет опаздывал.
Чей-то глухой стон слился со сгустившейся темнотой.
Запустила окольцованные пальцы в белые пряди. Воздуха не стало: слепота, глухота, немота.
Пролетело ещё сколько-то мгновений.
Белая полупрозрачная штора вдруг посветлела, впуская в комнату первые утренние лучи. Будто проснувшись, Рита оторвалась от поцелуя, отстранилась на пару сантиметров и секунд, чтобы только вдохнуть и взглянуть на преображённое негреющим солнцем лицо напротив. И сразу вернуться.
Наутро Рита стояла перед высоким зеркалом, что находилось прямо напротив кровати. Надевала Динину одежду: ее собственная бесповоротно запачкалась. Дина куталась в одеяло, сидела по-турецки, видела Риту одновременно и спереди, и сзади.
— Ты можешь от меня убежать, — начала Дина, — тебе хорошо. А я от меня убежать не могу.