Рита сделала шажок в сторону, чтобы видеть подругу в зеркале. Потом подошла к нему вплотную и легко погладила пальцами отражение Дининого плеча. Та улыбнулась и в ответ прогладила воздух так, что в отражении она будто провела рукой по Ритиному бедру. Та обернулась, просеменила к кровати и, присев на пол, взяла Динины ладони в свои.
— Я же не сбегаю. Самое главное от себя я оставила, — она кивнула в сторону книжного стеллажа, — мое тело сейчас зашагает к Вадиму, а сердце тут останется, понимаешь?
— А Маше сердца не достанется?
— Тот кусочек всегда у нее. Даже когда я далеко. И у тебя теперь такой есть.
Они просидели так еще с минуту. Молча. Наконец, Рита зашептала, будто боясь, что окружающие предметы тоже услышат.
— Ты первая отними руки, а то я так никуда и не уйду. Прогони меня тихонько.
Дина медленно, по одному пальцу отрывая от бледных ладоней, разомкнула хватку.
Когда дверь хлопнула, она тут же вскочила, выпутала себя из одеяла и подошла к стеллажу. Достала папку с Ритиными письмами. Все листики из нее. Разложила на кровати по кругу и села в центр него.
Ветер их не колыхнул: послушно, как старая собака, улегся на подоконник. Наблюдал неслышно и боялся, что девушке станет вдруг холодно, и она захлопнет окно, выпихнув его наружу.
Дина взяла первый листок и поймала случайные строчки:
«Я помню тебя только с одного ракурса. Ты всегда стоишь ко мне спиной и чуть-чуть отворачиваешь сердце, и я помню тебя только с этой стороны. Есть ли у тебя родинка на левой щеке?»
— Нету, нету, Рита. Нет у меня там родинки, — Дина говорила вслух, и ветер даже испугался на секунду: подумал, что его заметили.
«Я так же отворачиваюсь от Вадима. Не даю ему увидеть тот участок тела, за которым бьется сердце. Не из вредности и даже не из опасения. Так как-то само собой получается. А тебе я все показываю. Знаю, что ты у меня его из груди не вырвешь, а если захочешь, очень вежливо попросишь. И я отдам. Ни на секунду не задумавшись, отдам.
Если твое совсем истончится и поранится, я тебе подарю свое. Тебе оно нужнее. Тебе надо дописать роман, Дина. Допишешь, и боль уйдет. Это как с сигаретами Артема. Помнишь, ты рассказывала? Вот ты поставишь последнюю точку, и последняя капелька боли переместится в текст. Ты пиши, я стараюсь тебе все-таки не очень мешать. А если я как-то давлю на тебя, ты мне всегда не стесняйся говорить».
Последнее слово Дина не успела изобразить губами. Вздрогнула на последнем слоге от вдруг проснувшегося дверного звонка.
Быстро собрала все листы и сунула их обратно в папку, положила ее в ящик в прикроватной тумбе и ринулась к двери. Пижаму не стала переодевать: подумала, что это Рита вернулась — забыла что-то или просто решила все-таки остаться.