Но такие, как она, остались вокруг основания этого громадного древа, забытые, раздавленные; и оттуда, из-под камней, в плену корней и темной земли, стали свидетелями того, как справедливость извращалась, теряла смысл, была предана.
Боги и смертные, искажая истину, своими деяниями запятнали то, что прежде было чистым.
Ну так что ж, близится конец. Близится, дорогие мои, конец. И дети не восстанут из костей, из развалин, чтобы отстроить заново все, что утеряно. Да остался ли хоть один среди них, не припавший к соску испорченности? О, они поддерживали свой внутренний огонь, они копили свет и тепло, как будто справедливость принадлежит им одним.
Она была потрясена. Она кипела от ненависти. Справедливость раскалялась внутри нее; огонь рос день ото дня, пока несчастное сердце сочилось бесконечными потоками крови. Осталась лишь Дюжина Чистых, кормящихся от этой крови. Двенадцать. Возможно, есть и другие, в каких-то дальних местах, но она ничего о них не знала. Нет, только дюжина, только они станут лицом последней бури, и именно она, главная среди них, будет стоять в центре урагана.
Ради этого она и получила имя – давным-давно. Форкрул ассейлы – ничто без своего терпения. Но и терпение ныне – одно из утерянных достоинств.
Влача за собой цепи, Тишь шагала по равнине, а за ее спиной угасал свет дня.
– Бог нас подвел.
Дрожа, чувствуя боль в животе оттого, что нечто холодное, чуждое струилось по жилам, Апарал Форж сжал челюсти, чтобы проглотить возражения. Эта месть старше, чем любое возможное объяснение, и не важно, сколько раз ты повторишь эти слова, Сын Света, под солнцем распускаются, подобно цветам, ложь и безумие. И я не вижу ничего перед собой – только мертвенно-бледные красные поля, тянущиеся во все стороны.
Это не их сражение, не их война. Кто придумал такой закон, что сын должен подобрать меч отца? Дорогой отец, неужели ты в самом деле хотел такого? Разве она не отказалась от своего консорта, чтобы взять тебя? Разве ты не велел нам жить мирно? Не говорил нам, что мы, дети, должны быть едины под новорожденным небом твоего союза?
Какое преступление довело нас до такого?
Я даже не могу вспомнить.
– Ты чувствуешь, Апарал? Чувствуешь силу?
– Чувствую, Кадагар. – Они далеко отошли от остальных, но слышали крики агонии, рычание Гончих; видели блестящий пар над их спинами – над разбитыми валунами в призрачных потоках. Перед ними вздымался демонический барьер. Стена плененных душ. Вечно разбивающаяся волна отчаяния. Апарал смотрел на лица с распахнутыми ртами, изучал затравленный ужас в глазах.