Невдалеке (я буду часто употреблять это слово – все жили близко друг от друга в маленьком городке) поселилась незадолго до Шиков (и очень подружилась с ними) большая семья Бруни, глава которой был арестован по доносу кого-то из коллег-сослуживцев. Николай Александрович Бруни был поэтом, художником, музыкантом, одним из первых российских лётчиков, стал священником, потом вернулся к жизни светской, переводил с четырёх языков, обнаружил незаурядное дарование конструктора и ко времени ареста работал в авиационном институте. На следующий день после убийства Кирова он в институтской курилке громко сказал: «Теперь они свой страх зальют нашей кровью». Взяли его через неделю, а жену с шестью детьми выгнали из дома, где они жили, снабдив предписанием выехать из Москвы. Так они и оказались в Малоярославце.
Я когда-то написал большой роман о жизни Николая Бруни («Штрихи к портрету») и поэтому достаточно осведомлён об их дальнейших бедах. Анна Александровна кое-как прокармливала семью, преподавая в школе немецкий язык, а когда пришли немцы (были они в городе недолго), её взяли переводчицей в комендатуру. Отступая, немцы захватили её с собой (и дочек тоже). Сразу после войны мать и дочери кинулись домой, изнемогая от счастья возвращения на родину, и Анну Александровну немедля осудили на восемь лет за сотрудничество с оккупантами. Нескольких свидетелей того, что она многим помогла за это время, суд отказался выслушать. Вернулась она больной старухой, страдавшей астмой и эпилепсией, слегка помутясь рассудком. Ничего не зная о судьбе мужа (в тридцать восьмом году расстрелян), она двадцать лет ждала его, а получив казённое извещение, почти сразу умерла.
А ещё жила в этом городе семья со знаменитой баронской фамилией фон Мекк. Тут, конечно, сразу вспоминается Чайковский, много лет друживший с баронессой фон Мекк. Они никогда не виделись, но сохранилось множество их дружеских писем. В одном из таких посланий баронесса написала, что хорошо бы познакомить её сына с племянницей Чайковского, которую он очень любил. Она жила на Украине – в Каменке, куда съезжались декабристы Южного общества. Да и сама была, кстати, внучкой декабриста Давыдова. Решили их познакомить, и затея эта дивно удалась. Молодые были счастливы, завели постепенно шестерых детей, а муж Николай вырос в государственного деятеля очень крупного масштаба. Он строил железные дороги (и мосты, и станции, и всю их структуру), он был председателем Общества Казанской железной дороги (огромной промышленной компании), и, кстати сказать, красивейший Казанский вокзал в Москве – это его детище. Он был настолько патриотом русским, что остался в России после революции. Работал в Наркомате путей сообщения, незаменимым консультантом был по множеству проблем, и когда его арестовывали (несколько раз), то за него горой вставали видные чины путейского ведомства. И всё-таки чекисты до него добрались, им было плевать на его бесценные знания, и в двадцать девятом году его расстреляли. Вдова его отделалась ссылкой и таким образом оказалась в Малоярославце. Как она себя там чувствовала, вряд ли можно себе представить. Но уже в годах была (семьдесят семь лет) и утешалась Евангелием, томик которого не выпускала из рук даже ночью.